Впрочем, не кажущееся ли это несходство? Многие теперешние обитатели воды покидают ее, и, случается, надолго, крабы например. Они зажимают жабры, не давая им подсыхать, пока совершают свои грабительские налеты на побережья и даже забираются на вершины кокосовых пальм, как „пальмовые воры“, чтобы срезать и полакомиться нежной мякотью кокосовых орехов. А жабры силурийских ракоскорпионов, по-видимому, смачивает дождь. Он-то и позволяет им оставлять морскую воду и странствовать по пустыне, обыскивая пески. Они должны были найти прибежище в теплых водах у берегов. Обилие пищи, уединенность и почти изолированность от человеческого мира, отсутствие опасных врагов из рыб на мелководье должны были помочь колонии некогда всесильных разбойников прибрежья пережить пронесшиеся века. И только ли в одном месте?!»
Дождь продолжал лить как из ведра. Взгляд Бигелоу рассеянно блуждал вокруг, пока при ослепительной вспышке молнии он не увидел вдалеке человеческий скелет. Как в трансе, он тронул коня и подъехал ближе. Кое-где скелет был еще прикрыт лохмотьями. Он лежал позвоночником вверх, и череп наполовину зарылся лицевой стороной в песок. Длинные пряди волос, смоченные дождем, прикрывали голову. Что-то шевельнулось в сознании всадника, и он расширенными глазами уставился на волосы. Потом внезапно резко обернулся.
Ему вновь послышался знакомый хруст. Но теперь он, казалось, исходил отовсюду. И в тот же миг, как черный призрак, появилась вторая лошадь. Она мчалась во весь опор, шумно дыша, на остатке сил, тяжело барабаня подковами по камням, с развевающейся гривой; она промчалась стрелой в сотне ярдов от всадника. Лошадь под Бигелоу храпела и рыла песок копытами. Он увидел спины преследователей, отливавшие медно-голубым и зеленым, и невольно прикинул, что птериготы достигали в длину не менее девяти футов и, следовательно, являлись уникальными экземплярами. Их опережали более подвижные высоконогие стилонуры. Странная толпа чудовищ в отсветах электрических разрядов быстро растекалась в проходах скал, нащупывая запахи коней и человека. Бессчетная масса коленчатых ног издавала хруст и шелест, и шум этот быстро нарастал. Бигелоу нервно озирался. Гибкие суставчатые чудовища, над ископаемыми остатками которых он корпел всю жизнь, широкой дугой надвигались на него сзади и слева, оттесняя беглеца к морю.
Лошадь под ним раздувала ноздри и мелко-мелко дрожала не то от холода, не то от страха. Бигелоу знобило. Спазмы перехватывали дыхание. Глаза застилали дождь и слезы. Он видел все новые разорванные цепи чудовищ. Внезапно всадник преобразился. «Как странно, как неестественно погиб Кроссби», — без устали повторял он, и его охватило бешенство. Он повернул коня навстречу ближним толпам и, пустив его, поскакал так, будто пошел в атаку. Но, еще не достигнув первых рядов пришельцев из силура, он в смятении увидел стремительно бежавший на него лес поднятых клешней и зажмурился… Он был уверен, что погиб. Прильнув к горячей влажной шее лошади, человек в оцепенении слушал, как часто-часто, все убыстряя ритм, в бешеной скачке застучали копыта лошади. По временам она оглашала окрестности тревожным ржанием, но не пыталась сбросить седока. Что-то трещало и хрустело вокруг него и больно кололо в пальцы ног и икры. Он приник к самой шее лошади, совсем слился с нею и слушал шум вокруг и молотом колотившееся сердце.
Бигелоу ощутил, как лошадь поскользнулась, и понял, что это конец… Но страха не стало. Ритм скачки наполнял его душу трепетом. Он вдруг осознал, что жаждет борьбы, дикой, бессмысленной борьбы! Он хватал раскрытым ртом воздух, и прилив нежности к коню захлестнул его душу. Он глядел во мрак широко раскрытыми глазами, терся лицом о гриву и отплясывал нелепый ритмичный танец. Вокруг него грохотала гроза, но ему не было дела до нее. Хруст и треск стихли, лошадь пошла ровнее. Бигелоу мстительно думал о тех, кто повинен был в смерти Кроссби, и захотел вернуться и топтать их копытами коня, с наслаждением внимая хрусту дробящихся панцирей. Он сел прямее и осмотрелся, насколько позволяла темнота. Один из двоих, оставшийся в живых, он был спасен.
Гроза утихла, но дождь, не тревожимый ветром, обильно поливал пески. Зарницы, бесшумно крадучись, вторгались в земной мир, спешили что-то осветить и меркли. Оставленный на равнине фургон, словно зевая, лениво приоткрывал под ветром входную щель. Брезент промок, и мешки с гипсом залило водой. За многие годы знойное солнце высушило их и обратило в камень.
Однажды группа истомленных всадников, сбившись с пути, наткнулась на полузанесенную песком повозку. В эту ночь собравшиеся тучи не принесли дождя и под его мглистой завесой не совершилось нашествия на сушу из таинственных мелководных заливов. Путники были огорчены, что они не первыми побывали в этом «запретном» месте. Они обогатили себя «сувенирами» из фургона, нашли авторучку Бигелоу и остатки его блокнота, а также человеческий скелет в яме рядом с изъеденной ржавчиной лопатой. Они были уверены, что первыми принесли в цивилизованный мир весть о фургоне-призраке на «краю света»…
Кое-кто в Европе еще помнил со слов теперь уже умерших друзей о двух неразлучных палеонтологах — специалистах по силуру, но почти никто не знал, что один из них после бесконечных мытарств по диким местам чилийских предгорий без документов и денег, но с небольшим жестяным бидоном через два года вернулся и торжеств в честь его приезда не было. Его во многом подозревали, и он замкнулся. А теперь перед ним сидел скромный симпатичный юноша, и старик согласился поведать ему историю двадцатишестилетней давности.
Молодой человек сидел с плотно сжатыми губами и глядел в одну точку.
— У нас с матерью нет даже его портрета, — неожиданно сказал он после длительного молчания. — Я хочу стать палеонтологом, помогите мне. — И он поднял на старика глаза. — Я хочу изучить мир, убивший моего отца…
Профессор Бигелоу поперхнулся, умолк и, схватив со стола очки, во все глаза уставился на посетителя.
Виктор Сапарин
Чудовище подводного каньона
Рис. П. Павлинова
Агапов уверял, что, если бы он не находился тогда на Луне, Калабушева не отправили бы в самый глубокий каньон на дне Индийского океана.
— Это один из величайших упрямцев в солнечной системе! — говорил он горячо. — Если бы вы дали себе труд обратиться во Всемирное справочное бюро и попросили перечислить наименее подходящих людей для столь ответственной экспедиции, то Калабушева назвали бы в первом десятке.
