Так я и горстка людей со мной пробились через ряды Каш Гвард. Мы въехали на груду старых обломков, чтобы взглянуть, что же происходит внизу. Комок подкатил у меня к горлу. Все было кончено. Внизу уже была не битва, а резня. Моя несчастная толпа разбегалась в беспорядке, а солдаты хладнокровно расстреливали бегущих.
Двадцать пять всадников окружали меня. Это было все, что осталось от моей армии. По меньшей мере две тысячи солдат отделяли нас от реки, где гибли люди. Даже если мы сможем пробиться обратно им на помощь, мы никого не сможем спасти, но погибнем сами. Мы уже решили погибнуть, но хотели принести Калькарам как можно больше вреда прежде, чем мы отдадим свои жизни.
У меня перед глазами стояла жуткая картина: Хуана в руках Ортиса. Я сказал своим товарищам, что поеду в штаб-квартиру Ортиса, чтобы найти свою жену. Они решили поехать со мной, так как это был хороший шанс напасть на штаб-квартиру. Ведь мои солдаты были здесь. Мы потеряли все надежды. Наши мечты растаяли как дым. Каш Гвард не перешли на нашу сторону, как мы надеялись. Может они и перешли если бы у нас были шансы на успех. Но против регулярной хорошо вооруженной армии у толпы никаких шансов не могло быть.
Я слишком поздно понял, что мы не сделали все необходимое. Мы позволили кому-то ускользнуть и предупредить войска. Так что в ловушку попали не они, а мы. Наше главное оружие – внезапность, обратилось против нас. Да иначе и не могло быть.
Я посмотрел на тех, кто ехал рядом со мной. Джим был здесь. Но отца не было. Видимо он погиб в той битве у моста. Оррин Колб, кузнец и священник, тоже ехал рядом, весь забрызганный кровью, чужой и своей. И Денниса Корриган.
Мы въехали прямо во двор штаб-квартиры, так как были уверены, что здесь почти не осталось солдат. Тех, немногих, что были здесь, мы перебили без особого труда. А от одного из солдат, которого я взял в плен, я узнал, где находятся апартаменты Ортиса.
После этого я собрал людей и сказал им, что они сделали свое дело, и теперь им нужно скрываться. Однако никто из них не изъявил желания покинуть меня. Тогда я попросил их освободить заключенных, а я пойду делать свое дело один. Я буду искать свою жену Хуану.
Апартаменты Ортиса находились на втором этаже восточного крыла здания, так что я без труда нашел их. Подойдя к двери, я услышал сердитый голос Ортиса и топот чьих-то маленьких ног по полу. Я сразу узнал голос Ортиса, а когда вскрикнула женщина, я понял, что это Хуана.
Дверь была заперта. Тяжелая, обитая железом дверь, оставшаяся со старых времен. Я сомневался, что мне удастся сломать ее.
Я совершенно обезумел от жажды мести. Видимо правда, что сила сумасшедших удваивается. Я вероятно полностью сошел с ума, так как отошел от двери, разбежался и всем телом обрушился на тяжелую дверь. Она затрещала и сорвалась с петель.
Передо мною стоял Ортис, сжимая в своих объятиях Хуану. Он уже повалил ее на стол и своими волосатыми руками срывал с нее платье. Подняв голову на шум, он увидел меня, побледнел и выпустил Хуану. Сейчас же в его руке появился пистолет, направленный на меня. Хуана тоже увидела меня и она все поняла и прыгнула на руку с пистолетом. Грянул выстрел и пуля ушла в пол.
Прежде чем он успел стряхнуть ее с себя, я уже был рядом и вырвал пистолет из его руки. Я держал его одной рукой, как маленького ребенка. Он был ничто по сравнению со мной. Я спросил Хуану, сделал ли он что-нибудь с нею.
– Еще нет, – ответила она. – Он только что пришел, после того, как отослал солдат куда-то. Что-то произошло. Могло произойти сражение и он решил спрятаться здесь, чтобы не подвергать себя опасности.
И тут она заметила, что я с головы до ног покрыт кровью.
– О, ты принимал участие в сражении! – воскликнула она.
Я сказал ей, что расскажу ей обо всем после того, как расправлюсь с Ортисом. Он начал молить о пощаде. Он обещал мне свободу и неприкосновенность, если я оставлю ему жизнь. Он обещал нам помощь и защиту. Он пообещал бы мне солнце и луну и все планеты, если бы он понял, что я хочу иметь их. Но я хотел только одно – и я сказал ему об этом – видеть его мертвым.
– Если бы причинил Хуане зло – сказал я ему, – я заставил бы тебя умереть медленной мучительной смертью. Но я пришел вовремя, чтобы спасти тебя от этого. Спасти тебя от страданий.
Когда он понял, что ничто его не спасет, колени у него задрожали, он тяжело повалился на пол. Но я поднял его одной рукой, а другой нанес сильнейший удар между глаз. Удар, который проломил ему череп и сломал шею. Затем я бросил его на пол и обнял Хуану.
Мы быстро пошли к выходу и я на ходу рассказал ей обо всем, что произошло. Я сказал, что сейчас ей нужно уходить, а я позже найду ее. Мы договорились встретиться на берегу старого канала в одном укромном местечке, которое я обнаружил, направляясь на шахты. Она заплакала, прижалась ко мне, умоляя, чтобы я позволил ей остаться. Но я уже слышал во дворе звуки боя и не мог позволить ей рисковать собой. Это будет великим счастьем, если хоть один из нас останется жив. Наконец она согласилась уйти, взяв с меня обещание немедленно, как только появится возможность, прийти к ней. Это я обещал совершенно спокойно. Конечно, я приду к ней, если только будет возможность, в чем я сомневался.
Красная Молния стоял там, где я оставил его. Небольшой отряд Каш Гвард, только что вернувшийся с битвы. Мои люди медленно отступали к зданию. Если я хотел, чтобы Хуана спаслась, времени терять было нельзя. Я посадил ее на жеребца и с трудом оторвал ее руки со своей шеи.
– Возвращайся быстрее, – молила она. – Ты мне очень нужен. А скоро ты будешь еще одному живому существу.
Я прижал ее к груди.
– А если я не приду, – сказал я, – передай моему сыну это. И скажи, чтобы он хранил эту святыню, как хранили ее наши предки. – И я дал ей знамя.
Вокруг свистели пули и я выпустил ее, хлопнув Красную Молнию и смотрел, как они пронеслись через двор и исчезли в развалинах старого городка.
Затем я ринулся в бой. Из наших осталось всего десять человек. Джим и еще девять других. Мы дрались, как могли, но мы были загнаны в угол. Весь двор уже был полон солдатами.
Они обрушились на нас – двадцать человек на каждого, и хотя мы сражались, как львы, они одолели нас. Джим был убит, но меня только оглушил удар по голове.
Этой же ночью меня судили и пытали, стараясь вырвать из меня моих сообщников. Все мои друзья были мертвы, но я даже сейчас не хотел выдавать их. Я отказался говорить. С тех пор, как я прощался с Хуаной, я не сказал ни единого слова. Рано утром следующего дня меня повели к палачу.
Я хорошо помню свое ощущение, когда нож коснулся моего горла – мне стало чуть-чуть щекотно, а затем… забвение.
