Тихая пастораль. Она же адская машина, которая тикает, грозя взорваться на Земле. Может быть. Что там планируют марсиане?
Орм вышел из машины и прошел к куполу. Широкие окна были открыты, двери распахнуты. Изнутри не доносилось ни звука. Но, заглянув внутрь, Орм увидел крешийца — тот сидел за столом и писал пером на бумаге.
Крешиец поднял глаза, будто услыхав Орма, хотя тот приблизился беззвучно.
— Заходи, Ричард! — сказал Хфатон. — Я тебя ждал.
Орм вошел, пульс его стучал как сумасшедший. Взял стул, на который показал Хфатон, и сел. Крешиец откинулся в кресле и улыбнулся ему через стол. Вид у него был довольный.
— Двери туннеля можно открыть. Ты бы в конце концов догадался, как это сделать. Но что потом? Включился бы сигнал тревоги в доме правительства и в системе туннелей. Там всегда есть люди. А если бы даже их и не было, ты не откроешь более одной двери без генератора звукового кода и без помощи двух людей у мониторов в доме правительства.
Орм пожал плечами:
— Я должен был попытаться.
— Конечно. Весьма похвально. Попытаться — это был твой долг. Но я удивлен и даже разочарован, что у твоих товарищей не оказалось твоей смелости и решительности.
— Они считают, что побег невозможен. И я их не стал привлекать. К тому же они так захвачены своим обучением, что вряд ли в самом деле хотят уйти. Пусть даже их долг — вернуться на Землю, если это возможно.
— Но есть и такая точка зрения, — сказал Хфатон, — что долг перед нацией должен отойти на задний план, если он требует предпочтения злу перед добром. Есть нечто высшее, чем нации или целый мир. Тебе бы следовало об этом подумать. Тогда бы ты понял, что Сынов Света следует предпочесть Сынам Тьмы. И ты бы отдал им свою преданность. Так бы ты поступил, если бы увидел, что большинство жителей Земли — Сыны Тьмы. И тогда…
— А почему я должен так считать? — вспыхнул Орм.
— Это ведь очевидно, — спокойно ответил Хфатон. — Ты и твои товарищи много рассказали нам о жизни на Земле. И там царят несправедливость, несчастье, нищета, убийство, все виды преступлений, а превыше всего — ненависть и злоба. В ваших руках силы, которые могли бы сделать Землю раем, насколько это возможно, но вы обратили эти средства во зло.
Он помолчал, и сказал еще:
— Я, естественно, полагаю, что вы говорили правду. Вряд ли вы нарочно нарисовали бы такую мрачную картину. А теперь ответь мне честно: не выше ли это общество всего, что ты видел на Земле?
— Это так. Признаю, что все, мною до сих пор виденное, намного лучше земного. Но здешнее общество невелико, и вы избавлены от многих факторов, имеющихся на Земле. Ваше общество однородно. У вас нет множества рас, наций, языков, различия идеологий и религий. Нет у вас и традиций, висящих гирями на ногах, нет враждебности классов, рас и политических систем. Они стерлись, когда вы создали свою единую политико-религиозно-экономическую сущность. Вы взяли лишь одну традицию и развили ее без вмешательства прочих. Это вы сделали много лет назад, и у вас уже была развитая наука, позволившая дать вашему народу блага, которых мы, земляне, тогда были лишены.
— Верно, — отозвался Хфатон. — Итак… мы могли бы дать вам те блага, которых у вас сейчас нет. Но, полученные в дар, они будут неизбежно обращены во зло.
— Я бы воды выпил, — сказал Орм. Хфатон поднялся со словами:
— Позволь мне тебе налить. Ты здесь у меня в гостях — хотя я тебя и не приглашал.
Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с высоким стаканом.
— Вот, выпей Это тебе гораздо полезнее вина, которое ты сегодня столь неумеренно пил.
— Что ж, — ответил Орм, отпив воды, — ну, нагрузился я. Находясь под таким давлением, трудно не отпраздновать миг свободы.
— У тебя не было ни единого мига свободы, если ты имеешь в виду свободу от наблюдения. И ни единого шанса сбежать. Как не был ты никогда свободен ни в каком смысле. Подлинно свободен лишь тот, кто избавил себя от зла в себе. И наполовину свободен тот, кто ведет за это битву.
— Избавь меня от банальностей.
— Да, ты прав. Убеждают не слова, а примеры. По плодам дерева узнают его. Поехали теперь обратно. Я поведу.
Орм пошел за ним, ломая голову, как крешиец сюда добрался. Других автомобилей не было видно. Либо его сюда привезли, либо здесь есть подземная система для доставки не только грузов, но и людей.
Когда автомобиль выехал на дорогу, Орм спросил:
— Я так понимаю, что вы все видели?
— Нет, — ответил Хфатон, скосив на него глаза и улыбнувшись. — В доме мы тебя видеть не могли. И когда ты остановился под деревом с этой женщиной, Гультхило бат-Йишаг, тоже. Кстати, а что вы там делали?
— Это никого не касается, — ответил Орм.
— Несомненно, если вы вели себя правильно.
— Ничего плохого мы не делали, — Огрызнулся Орм.
— С твоей точки зрения — может быть. Но это дело тривиальное, и оставим его — пока что. Вот что я хотел сказать: ты и твои спутники беспокоитесь, что вам не дают связи с Землей.
— Беспокоимся? Да просто бесимся!
— Это можно понять. Но видишь ли, мы не хотели, чтобы вы посылали доклад, пока он не будет полным. Чтобы описать нас правильно, вы должны нас тщательно изучить, понять до сердцевины. А это требует времени. Доведись вам рассказывать о нас сейчас, это была бы полуправда, неверные впечатления. Мы хотим, чтобы на Земле точно поняли, кто мы и что мы.
Вообще-то на данной стадии любые сообщения, которые вы могли бы послать на Землю, были бы встречены с недоверием. Однако через двенадцать дней, когда вы свяжетесь с Землей, вы сможете подтвердить, что все это правда. И подтвердить не только словами.
— Что именно — «все это»? — медленно произнес Орм.
— То, что вы увидите через семь дней. Вы убедитесь без всяких сомнений. И надеюсь, не останется сомнений и у вашего народа на Земле. Им, правда, может понадобиться больше… Ладно, сейчас не будем об этом думать.
Выражение лица Хфатона было близко к экстазу. И вскоре он начал напевать мотивчик, который Орм несколько раз слышал на улице и однажды — от Филемона.
— Рад, что ты доволен, — буркнул Орм, — а я лишь сбит с толку и заинтригован.
— Это скоро изменится, — ответил Хфатон и засмеялся.
— Надеюсь, что к лучшему, — угрюмо ответил Орм.
— От этого зависит твоя жизнь.
Орм не стал уточнять, что Хфатон имел в виду. Вся эта игра в вопросы, которую так любили марсиане, ему надоела.
Незадолго до въезда в центральную секцию хронометр на руке Хфатона зажужжал. Хфатон ответил в микрофон и прижал хронометр к уху. Послушав, поморщился, коротко ответил и повернулся к Орму:
