– Уничтожать человеческую расу?
– Да, детка. Весьма прискорбно.
Дедушка пожал плечами, мол, я сделал всё, что мог, и переключил несколько рычагов.
– Тогда измените полярность, или что там нужно сделать, – сказал Джон. – Заставьте холодных рыцарей делать то, что вы хотите.
– Джон Брент, не так ли? – сказал дедушка, всматриваясь в мальчика. – С этим именем, возможно, придётся считаться. В некоторых из будущих.
– Да. Я Джон Брент.
– И вы в одной школе со Сьюзен. Интересно. Учитывая склонности вашего ума, вы должны понимать, что предлагаемый вами способ действия не так прост, как хотелось бы.
– Сьюзен сказала, что вы можете выпроводить Холод.
Дедушка посмотрел на меня, пытаясь изобразить неудовольствие:
– Она так сказала? Похоже, у детки очень большая вера в её престарелого родственника. Не хотелось бы её разочаровывать.
Всё это время он что-то делал на клавиатуре своей машины, как будто бы небрежно, но на самом деле изменял ключевые настройки.
– А теперь, – сказал он громко, обращаясь к Холоду, – думаю, вам нужно сконцентрироваться.
Во льду раздался треск, недовольное ворчание. Дедушка надел очки со светофильтрами и отрегулировал несколько линз.
– И эта куча связанного мусора должна нас всех спасти? – недоверчиво спросила Джиллиан.
– «Куча мусора»? Надо же! Вы что, меня за старьёвщика принимаете? Это исключительно сложный прибор. Но он всего лишь машина. Она действует лишь в этой плоскости. Она может выполнять определённые заранее указанные задачи. Вот и всё. Но (и это очень важно – Джон, слушай внимательно, тебе это должно быть интересно), эта машина не обязана существовать лишь в этой плоскости. У неё многомерная масса. Что вы на это скажете, а?
Он взялся за лацканы сюртука с таким видом, словно ждал аплодисментов. Никто не аплодировал.
– Вы разве не понимаете? Протягивая её в другие плоскости, мы можем обернуть Холод. Классическая стратегия из репертуара Великого Хана. Он, разумеется, пользовался окружением – двухмерной тактикой. А то, что попробуем мы, будет правильнее называть осферением. Используя некоторые элементы моей пространственно-временной машины, я могу схватить Холод в считанные секунды. Но для завершения этого устройства мне нужно ещё кое-что.
– Что? – спросила я.
– Твой друг, который так любезно предложил своего гонка. Малколм, можешь подойти сюда?
Его улыбка пугала. Малколм не решался. Насколько я понимаю, вид дедушки может быть довольно страшным, когда он не пытается его смягчить. Малколм решился и подошёл к дедушке.
– Возьми, пожалуйста, вот эти штуки, – дедушка дал Малколму что-то, похожее на две металлические ручки от скакалок, к которым от машины шли кабели. – А теперь, Малколм... загадай желание.
Малколм закрыл глаза.
Какое-то время было тихо, а затем метель начала утихать.
– Откуда-то должна исходить мотивирующая сила, – поучал дедушка. – В данном случае её источником является наш друг Малколм. Я не удивлюсь, если он в рубашке родился. У него есть способности, которые большинство из вас, людей, теряют, когда взрослеют. Благодаря этим очкам я вижу, как их остатки мерцают вокруг Джона, Джиллиан, и Зака. Но вокруг Малколма сияет целый пузырь. Фокус этих способностей не в мозге, а в сердце. Сьюзен, в единственном сердце есть свои преимущества. Одна из причин, почему нас отучают от чувств, в том, что древние были правы, считая, что эмоции исходят от сердца. Ты уже узнала, как проблематично бывает иметь два или больше чувств, дерущихся внутри тебя за то, чтобы им уделили внимание. Энергия расходуется. А в данном случаем мы пытаемся добиться концентрации.
Из труб органа донёсся громкий аккорд.
Малколм раскрыл глаза и отпустил ручки.
– Уже всё? – спросил он.
Дедушка погладил его по голове и посмотрел на нас, ожидая одобрения.
И тогда начался катаклизм.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас. Я прикрыла голову руками.
– Продолжай желать, – велел дедушка, снова вручаю Малколму ручки.
Смертоносный град прекратился, снова превратившись в лёд. Затем снова раздались взрывы. И снова прекратились, и снова взорвались.
По словам дедушки, Холод был заперт внутри секунд. Кусочек времени, который повторялся снова и снова. Во время пятого или шестого повтора льдинки меня поцарапали.
Холод сопротивлялся дедушкиному осферению.
– Вы трое, человеческие дети, идите сюда, – велел дедушка. – Кто из вас умеет играть на органе?
Джон и Джиллиан ошеломлённо переглянулись.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас. Я прикрыла голову руками.
– Я когда-то играл в скиффл-группе, – сказал Зак.
– Превосходно, превосходно. Берите на себя верхний регистр. Это вот эта клавиатура. Сыграйте что-нибудь повторяющееся, что-то вроде «Болеро» Равеля...
– Я такого не знаю.
– Морис Равель это французский композитор, – раздражённым голосом сказал Джон. – «Болеро» – его самое знаменитое произведение.
– Ты умеешь играть его на пианино?
Джон покачал головой.
– Тогда репертуар буду определять я, Марсианин.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас.
Я почувствовала начало смертельного ранения, но оно тут же прекратилось.
– Хватит пререкаться, – сказал дедушка. – Годится любая простая повторяющаяся мелодия, Зак.
Зак отодвинул Малколма в сторону, и начал играть басовый ритм.
– Так, а теперь вы двое, посмотрим, чем вы сможете помочь, – дедушка взял руки Джона и Джиллиан и положил их поверх сжатых кулачков Малколма.
– Думайте о тёплых летних днях, – сказал он им. – О тропических пляжах, тепловых ударах, горящих зданиях, поверхности Меркурия, о ядре Солнца. Не просто думайте, представляйте! Ваше сияние ещё не совсем пропало, хотя оно и в печальном состоянии.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас.
Было такое чувство, что меня прострелили насквозь холодной шрапнелью. А затем всё прекратилось.
Я увидела то, что очки помогли дедушке увидеть в Малколме: что-то вроде золотого свечения у него в груди; оно, пульсируя, расходилось по всему его телу, освещало изнутри его кожу, вырывалось наружу через глаза, ноздри, и рот. С Джоном и Джиллиан было то же самое, но слабее.
Машина тряслась и гудела паровым клапаном.
Зак к простому басовому ритму начал добавлять небольшие импровизации.
