Кто-то попробовал создать подобие музыкального ритма — низкий, почти незаметный басовый стук, удары в несуществующий тамтам, что разбегались понизу, мягко толкались в ноги, колени, заставляли волоски кожи трепетать ознобом, — но Краас эти попытки пресек. «Еще не время для танцев!» — громогласно прозвучало рядом с Роско, и Краасу подчинились. Старшина Переселенцев.
Люди Земли, земляне. Они спустятся вниз, они сольются с планетниками. Эти мужчины, как один похожие на отягощенных излишней мускулатурой младенцев-переростков. Эти горячие женщины, всегда готовые отозваться, с телами гибкими и выносливыми, как у пустынных кошек. Соль Земного пути, его суть. Несущие искру разума. Вот они? Эти?
В доме Переселенца Крааса почти не было картин и совсем не было книг. Да, да, Роско знает, книги на Земле вообще редкость, скорее предмет искусства, чем вещь с утилитарным, прямым назначением, да и мало кто из землян сохранил умение читать и писать рукой, этого не требуется в обществе, где знания и навыки усваиваются напрямую — от учителя ученику, из мозга в мозг, — но считается все же хорошим тоном держать на полке в гостиной несколько потрепанных томиков, пусть и не имея представления об их содержании. Картины же, рисунки, скульптуры и поделки всех видов — это вовсе не что-то необыкновенное, и при желании… Но, видно, желания в эту сторону ни Краас, ни, что обидно, его неслыханная красавица жена не ощущают.
И все-таки что-то должно быть. Ради чего все делается. Ради чего именно Краас, а не его приятель Тос, способный построить все, от дома до искусственного крыла, идет в Переселение. А в следующее, быть может, пойдет сын Тоса.
Роско представился вдруг Краас или кто-нибудь подобный, хватающий за руки Анджелку, тянущий, гогочущий, она безуспешно вырывается, отпихивает рожу с красными налитыми губами, слабая нога подламывается…
— Эй!
— Роско, что с вами? Вам нехорошо?
— Ты посмотри, ты посмотри, что он сделал!
— Роско, дружище, это я, Краас, что с тобой? За чем ты согнул это? Как теперь освободить твою руку?
Ложа вокруг низкого стола были устроены на массивных бронзовых рамах, и по краям изгибались бронзовыми же поднятыми головами змей. Роско основательно приложился вчера коленом, подосадовав, зачем торчат тут «эти железки».
Теперь ближайшая к Роско металлическая змея — толщиной с запястье, надо сказать — оказалась накрученой им самим вокруг кисти. В нескольких местах согнутый металл надломился. Роско заключил себя в капкан.
— Ух ты!
— Погоди, погоди, вот мы сейчас…
— Да сам пускай. Сумел накрутить — сумей освободиться.
— Сплеснем за Роско! Вот кого нам не хватало на прошлых Играх! Он бы вас всех в бараний рог!..
— Ну вот, свободно. Ай да Роско!
— За Роско!
— Краас, у меня есть еще один вариант названия твоего вина! Пусть будет — «Сила Роско»!
— Нет, — сказал Роско, потирая освобожденную совместными усилиями троих, включая Крааса, руку. Ему было неловко. — Нет. Я не согласен. Нужно честное соревнование, и пусть победит достойнейший. У меня, между прочим, тоже имеются предложения.
— О, да, — сказала Ива, — я могу подтвердить.
Роско подумал, что за весь вечер впервые слышит ее.
«А что из того, что мне представилось, они видели? Полный простор для догадок — от «ничего» до «все». Истина, конечно, где-то посредине, вопрос только, к какому краю ближе».
Послышались выкрики. Один вариант сменялся другим. Независимо от оригинальности все они встречались восторженным ревом. Наверное, оттого, что каждый позволял за него выпить.
Преодолев себя, Роско включился в общий гвалт, тоже выкрикивал, пил и за свои и за чужие предложения. Шум, хохот, неразбериха. Кто-то вскочил, поскользнулся и упал в груду мягких сочных тя, поднявшись оттуда весь мокрый от сока и лопнувших оболочек. (Хохот.) Кто-то, взвизгнув, свалился на колючие ананасы. (Хохот.) Кто-то забывшись, что под тогой у него больше ровно ничего не надето, попробовал сделать стойку на руках. (Заходящийся, икающий, выворачивающий хохот.) Краас сполз животом на Роско.
От раздавшегося совсем рядом звучного возгласа, перекрывшего на один момент все остальное, Роско опять невольно вздрогнул.
— «Пик Тьмы»! Я предлагаю выпить за «Пик Тьмы», друзья! Слушайте все и соглашайтесь немедленно, негодяи!
— «Пик Тьмы»! Принято! — заревел Краас, и по тому, что он сделал это, не дожидаясь общей реакции, Роско понял, что они с Ивой успели сговориться заранее. Что ж, хотят сделать приятное гостю…
Роско широко улыбнулся, поднял свою чашу в грохоте аплодисментов. Одобрительный гвалт на мгновение утих — все пили за рожденное имя. В этой относительной тишине кто-то произнес, и Роско не разобрал, кто:
— Тьма, в которой живут Те, Кого Не Называют.
Даже Роско сделалось не по себе. Он чуть не подавился своим новорожденным «Пиком». Что уж говорить о других. И, кажется, не он один не понял, от кого прозвучало запретное.
— А ну-ка, кто это там себе позволяет? — прогрохотал Краас. — Это что за штучки?! В моем доме! При всех! При госте! Такие слова! Выйди, если не трус, кто это сказал!
Ответом ему был только невнятный шум. Все озирались, и выражения лиц, только что веселых и хмельных, несли брезгливость и отвращение. И никто не вышел.
Но Краас поступил мудрее, чем даже ожидал Роско. А может, у него получилось само собой.
— Это просто свинство, ребята, — заявил он притихшим гостям. — Слышите вы, кто устраивает такие грязные шуточки? Свинство и больше ничего. Конечно, никто не собирается никого выискивать. Но пусть, кто сказал, знает. Не дело среди добрых друзей бросаться такими словами и все портить. Но ведь нам не испортить праздник, друзья?
— О!.. — выдохнули нестройно.
— Никакому затесавшемуся шкоднику?
— А! — Больше голосов.
— А поэтому — что?!
— Ну-у?! — Все вместе.
— А поэтому — экзотический номер! Древние танцы, которых еще не видел глаз человека! Стойте, не орите раньше времени. Два слова. По самым достоверным сведениям, один из Старых Городов назывался Рим. Это который с Южной стороны моря, недалеко от Сухих озер. Рим — все точно. Там были приняты вот такие, как у нас сейчас, совместные заседания, то есть залегания… Аян, прекрати ржать, а то я не договорю! Так вот, по тем же достоверным сведениям, мы сумели ценой страшного напряжения воссоздать и другие обычаи древности. В частности — то, что вы сейчас увидите, именно: танец! бешеной! страсти! покажет! наша несравненная!.. Нока!
— У-гу-гу!!
Вот когда загремели тамтамы в ушах зрителей, когда, перекрывая все прежние, потек терпкий будоражащий аромат курящихся смол, которые, понятно, нигде не курились, а просто это Краас, возможно, объединившись с кем-то, создавал необходимую для номера атмосферу — и в прямом, и в переносном смысле.
