Не переключившись снова на свою собственную личность, Ли Фалькаро представляет собой неразорвавшуюся бомбу в нервном центре Североамериканского Военно-Морского Флота. Как же ее вывести из этого состояния?
Чарлз сказал офицеру:
— Я наткнулся на нее в Нью-Портсмуте. Она знавала меня там, в Синдике. И я оказался в… Он опустился на колени и напился из лужи — пода слегка уменьшила позывы голода. — Пойду посмотрю, что можно сделать с джипом.
Он поднял капот и бросил взгляд на офицера. Ван Деллен растянулся на мокрой траве и собирался вздремнуть. Чарлз с трудом вытащил щепку из трансмиссии, для чего даже пришлось основательно постучать кувалдой. «Блок полетел… — подумал он презрительно. — Тоже мне офицер, не может даже определить, сломан блок или нет. Если мне когда-нибудь удастся отсюда выбраться, мы сотрем их с лица земли — вернее, просто избавимся от их идиотских социократов и конституционалистов. Остальные как будто в порядке. Может, за исключением этих сволочей из Охраны. Негодяи! Будем надеяться, что их всех перебьют в драках».
Что-то маленькое прикоснулось к его спине — он отмахнулся, пытаясь стряхнуть это, и почувствовал холодный металл.
— Медленно поворачивайся, или я разделаю тебя, как свинью. — раздался чей-то мощный бас.
Орсино медленно повернулся. Холодный металл, направленный уже ему в грудь, оказался похожим на лист наконечником копья. Оно было в руках рыжеволосого и рыжебородого гиганта, грудь колесом, а глаза его, сине-зеленого цвета, были холодны, как сама смерть.
— Свяжи его, — сказал кто-то. Еще один полуобнаженный мужчина запел его руки за спину и связал их веревкой.
— Спутай ему ноги, — это был уже женский голос. Кусок веревки или жилы опутал Чарлзу ноги, оставив для передвижения пространство около фута. Идти он мог, но не бежать.
Гигант опустил копье и отошел в сторону. Первое, что увидел Чарлз, это был лейтенант Североамериканского Военно-Морского Флота Ван Деллен, навсегда избавленный от своих сомнений и переживаний. Они разрубили его на куски прямо во сне. Орсино только надеялся, что он ничего не успел почувствовать, так, скорее всего, и было. Порукой тому был остро заточенный наконечник копья.
Второе, что он заметил, была гибкая молоденькая девушка примерно лет двадцати, осторожно снимавшая череп животного с головы старой ведьмы. Она надела его на свою рыжеволосую головку, и даже Чарлз с его куцыми познаниями понял, что это было актом величайшей важности. В этот момент по группе из шести мужчин, стоявших на просеке, прошел легкий трепет. До тех пор, пока она не надела этот череп, они представляли собой просто небольшую толпу, но в момент, когда череп оказался на ее голове, они инстинктивно сдвинулись — на шаг или два, кто-то просто повернулся, чтобы посмотреть в ее сторону. Теперь не было сомнений, что она здесь — главная.
«Ведьма, — подумал Орсино. — До Великого Потрясения Все это скрывалось в подполье. Отвратительно… Человеческие жертвоприношения дважды в год…»
Она подошла к нему, и, как картинка в калейдоскопе, группа снова перестроилась, удерживая ее в своем фокусе. Чарлз подумал, что ему никогда не приходилось видеть лица, в котором так заметно отражалось осознание своей власти. Маленькая владычица горстки варваров, она вела себя, будто властвовала над всей вселенной. Даже то, что из ее волос выползла маленькая серая вошь, проползла по ее лбу и вернулась обратно, нисколько не ослабило ее чувства самодовольства. Она гордо несла на голове когти животного, будто они были королевской короной с рубинами. Это граничило с безумием и с бесконечной жаждой культовой власти. Но глаза ее были совсем не сумасшедшими.
— Ты, — холодно произнесла она, — как насчет машины и ружей? Они в порядке?
При этих словах, раздавшихся из уст этой бессмертной богини, он вдруг глупо рассмеялся, и тут же его кольнуло поднятое копье.
— Да, — ответил он. — да, э-э-э… мисс.
— Покажи их моим людям, — проговорила она и величественно присела на землю.
— Пожалуйста. Но нельзя ли мне сначала чего-нибудь поесть?
Она безразлично кивнула, и один из мужчин скрылся в кустарнике.
С развязанными руками и лицом, лоснящимся от оленьего жира, Чарлз провел день, обучая шестерых дикарей устройству, уходу и управлению джипом и спаренным зенитным пулеметом.
Они поглощали сведения с полным отсутствием какого-либо любопытства. Он вполне мог бы им сказать, что в патронах живут маленькие зелененькие человечки, которым не нравится, когда им дают под зад, и они лупят ногой по пуле так, что та вылетает из ствола.
Более или менее они научились заводить, рулить и останавливать джип, заряжать, целиться и стрелять из пулемета.
Во время этих занятий девушка сидела абсолютно неподвижно, сначала в тени, потом на полуденном и послеполуденном солнце, затем снова в тени. Она внимательно прислушивалась и, наконец, проговорила:
— Ты уже не говорить ничего нового. Больше ничего существенного?
Чарлз заметил, как ею ребер коснулся острый наконечник копья.
— Еще много, — быстро ответил Орсино. — Учеба занимает несколько месяцев.
— Но они уже умеют с ними обращаться. Что еще нужно знать?
— Ну, что делать, если что-нибудь сломается.
Она проговорила так, будто ее слова были результатом ее большого опыта:
— Когда что-нибудь идет не так, ты все начинаешь сначала. Это все, что можешь сделать. Когда я готовлю яд для наконечников стрел, и этот яд не убивает, то это происходит из-за того, что что-то сделала неправильно — ошиблась в заговоре, жесте или сорвала растение не в то время. Единственное, что в этом случае можно сделать — это приготовить яд заново. Чем ты опытнее, тем меньше делаешь ошибок. Так же будет и с моими людьми, когда они будут работать с джипом и с этим ружьем.
Она слегка кивнула одному из своих соплеменников, и тот покрепче перехватил копье.
— Нет! — взорвался Орсино. — Вы не поняли! Это совсем не похоже на то, что вы делали раньше! — Ему стало жарко, несмотря на вечернюю прохладу. — У вас должен быть кто-то, кто будет знать, как отремонтировать джип и пулемет. Если уж они сломаются, то никакие попытки начать все сначала не заставят их работать!
Она кивнула и сказала:
— Мы возьмем его с собой.
Тон, каким она это произнесла, поверг Чарлза не то в облегчение, не то в изумление. Он отдавал себе отчет, что он никогда, действительно никогда, не видел человека, который бы именно так отказался от своей точки зрения. Тут не было ни долгих раздумий, ни какой-то дрожи в голосе, ни намека на неудовольствие в выражении лица. Просто, без усилий, она произнесла: «Мы возьмем его с собой». Это было… будто она только что смогла переделать все, с ней происшедшее, и отказалась от этой идеи, просто зачеркнула ее. Она была личностью без внутренних противоречий, точно знавшей, кто и что он есть…
