Карриген неопределенно пожал плечами.
— Я, честно говоря, тоже. Я верю в слияние душ, в слияние тел. А переселение — лишь необходимый этап на пути — к этому. Вижу, ты меня не понимаешь. Все просто! В Кранмере меня ждет девчонка, классная девчонка, и теперь я могу переселиться к ней, чтобы слиться душой и телом. Сегодня же и отправлюсь! Какой же я был дурак, что сюда приехал, в эти каменные джунгли, на эти тесные авеню. То ли дело у нас, парк — да и только.
— Ваша правда, сэр, в Грамерси-парк намного комфортнее. Извините за напоминание, шкатулку не забудьте взять с собой.
— Ни в коем случае! Что угодно могу забыть, а ее — никогда. Она будет стоять в нашем доме на самом почетном месте, я завещаю ее детям, которых мне родит моя Мэри, а те своим детям. Вы знаете другой способ сохраниться в вечности? Вот и я не знаю!
Сэм перебрал банкноты, с легким вздохом отделил самую мелкую, в пять долларов, и протянул Карригену.
— Премного благодарен, но это слишком много, — ответил тот.
— Что ж поделать, приятель! Я нисколько не преувеличивал глубину моей финансовой пропасти. На ее дне не завалялся даже паршивый никель. Да и твоя услуга стоит того — ты изменил мою жизнь.
— Все равно не могу принять, учитывая ваши стесненные обстоятельства. Вы сами сказали: тютелька в тютельку.
Так они препирались некоторое время, все больше проникаясь симпатией друг к другу. Наконец Карриген открыл причину своего упорства: пославший его мистер Тесла (не слыхали? великий человек!), обрадованный успешным выполнением сложного поручения, несомненно даст ему двойные чаевые, так что в накладе он не останется. На том и расстались.
Карриген как в воду глядел. Мистер Тесла отвалил ему всю кучу квотеров, что лежала на тумбочке у входной двери и предназначалась для чаевых, все пять долларов и семьдесят пять центов! Как будто больше никого не ждал.
Он и не ждал. Разделавшись с посетителями, непривычно многочисленными. Тесла некоторое время ходил по номеру, тихо декламируя:
Но я к загробной жизни равнодушен.
В тот час, как будет этот свет разрушен,
С тем светом я не заведу родства.
Я сын земли. Отрады и кручины
Испытываю я на ней единой.
В тот горький час, как я ее покину,
Мне все равно, хоть не расти трава.
И до иного света мне нет дела,
Как тамошние б чувства ни звались,
Не любопытно, где его пределы,
И есть ли там, в том царстве, верх и низ.
— Какая чушь! — воскликнул Тесла. — О, глупый, недалекий Фауст, сжигаемый низменными земными страстями! Он, видите ли, равнодушен к загробной жизни, ему не любопытно! Еще как любопытно! В этой жизни нет ничего более любопытного, чем иная жизнь. Если бы он знал!.. Если бы он знал, не бросался бы такими словами — хоть не расти трава. Трава должна расти, и по ней должны ходить люди, непременно — любопытствующие люди. Без них, без наблюдателей, без материализаторов, иной мир ничто, царство неопределенных теней, колебание эфира. Он есть, и его нет. Эти молодые люди, придумавшие волновую механику, верно угадали. Это Ты показал Шредингеру формулу? — спросил Тесла, подняв голову к небу и упершись взглядом в потолок. — А ведь он нисколько не лукавил, говоря, что взял формулу с потолка, — усмехнулся Тесла. — Вот она, ограниченность кругозора! Получили откровение, но не рискнули распространить его за пределы мира мельчайших частиц. Если все будут таковы, то у меня ничего не выйдет. Это будет очень досадно! Я не хочу навсегда покидать этот мир. Он хоть и не идеален, но он — живой. Я люблю жизнь.
Тесла продолжал мерить комнату своими гигантскими шагами.
— Любопытствующие, конечно, есть, — сказал он вслух, — но их любопытство какое-то суетное, приземленное. Взять того же Савву… — Тесла досадливо покачал головой. — Боюсь, он ничего не понял. И не поймет. Надо ему еще какой-нибудь знак оставить.
Подумав, Тесла подошел к сейфу, открыл его и вынул конверт. В нем была единственная фотография. Тесла долго с любовью смотрел на нее, потом поцеловал и положил на шкатулку. Затем он снял со стены фотографию колорадской лаборатории, извлек ее из рамки и слетка надорвал верхний край. Долго рылся в столе, ища ручку, — он уже много лет писал карандашами. Наконец нашел, расписал перо на пустом конверте, заключил надпись на фотографии в элегантный, с завитушками картуш. Фотографию — в сейф, на шкатулку, скомканный конверт — в урну, дверцу сейфа — на замок, ключ — в карман. Все!
«Терпеть не могу зависеть в своих экспериментах от кого бы то ни было! — воскликнул мысленно Тесла. — Всегда предпочитал работать один, все делать своими руками, все видеть своими глазами».
В этот момент раздался осторожный стук в дверь. «Савва, наверно, вернулся», — подумал Тесла и распахнул входную дверь. На пороге стоял пожилой, коренастый мужчина в кепке, с тощей хозяйственной сумкой в руках. Сняв кепку, он сказал:
— Мистер Тесла! А вы совсем не изменились. Вот, проходил мимо, думаю, дай зайду наудачу, вдруг вы сможете меня принять. Ведь мы так давно не виделись.
— Рад видеть вас, Коулмен, — Тесла был явно обрадован, — а вы тоже нисколько не изменились, я вас сразу узнал. Как только кепку сняли, — рассмеялся он и сделал широкий приглашающий жест. — Заходите, мистер Шито. Несказанно счастлив увидеть старого соратника и, позволю сказать, друга.
Мужчину звали Джулиусом, Джулиусом Шито. Но он не подумал поправлять Теслу или обижаться на него. Он ведь и сам в последнее время стал путаться, разглядывая старые фотографии, где он, а где его отец. По мистеру Тесле, с которым они стояли рядом на фотографиях, разве ж определишь, он не грузнел с годами и всегда был затянут, как в униформу, в одинаковые элегантные костюмы.
— А уж как я рад видеть вас в добром здравии! — откликнулся Джулиус, входя в номер и оглядываясь. — Все один живете…
— Живу!
— А я вот к дочке приехал, вернее, к внукам. Вообще-то, они всегда к нам приезжали на Рождество, как положено. Да и лучше у нас, всего два часа езды на поезде, а как будто, другой мир: и лес у нас, и люди другие. В общем, собирались всей семьей. А тут младший внук приболел, вот и решили встретиться в Нью-Йорке. Ну а как приехал, так и задержался. Вот уж скоро две недели, но завтра уезжаю. Да-а… Услышал, что вы теперь в этом отеле живете, решил навестить.
— Спасибо. Так у вас большая семья?
— Да, два сына, две дочери, обе замужем, внуки, внучки, большая семья.
— Очень хорошо! А что с работой?
— Я давно на пенсии, мистер Тесла. Но как без работы? Все что-то мастерю дома. Игрушки, во всех смыслах. Да и как работаю? Поковыряюсь часок и — в кресло, отдыхать. А как сел, так и сидишь, вспоминаешь, как мы с вами, мистер Тесла, работали. Как работали! Помните, как привезли оборудование в Уорденклиф? Вы тогда аж дрожали от нетерпения и предвкушения, точь-в-точь, как наша старая охотничья собака, когда мы с отцом шли с ней в лес. Так вам хотелось побыстрее установить оборудование, включить его и начать свои эксперименты. Мы с парнями работали как заведенные десять часов, вы кричите: «Сверхурочные — вдвое!» — а мы и рады стараться. Перекусили и — вперед! А вы даже не обедали, все так и работали, парни поражались, ну да им это было внове. Еще через десять часов: «Тройная ставка!» — нам все нипочем. Перекусили и — вперед.
