Как раз было время задуматься и Николаю Ивановичу, стоит ли продолжать свою деятельность в пользу односельчанам. Сбылись три его предсказания, три несчастья, и ни одного он не сумел предотвратить. Может, в его системе не было какой-то продуманности? Может, он подошел не с того конца? Не лучше ли предсказывать людям радость? Добрые письма, удачи, рождение мальчиков или девочек? Но Николай Иванович не прислушался к сомнениям, шевельнувшимся в сердце. Радость, думал он, она и так придет, без него. Куда важнее отвращать от людей беды. Послушайся его Сумароковы, и теперь они не бегали бы по деревне, предлагая односельчанам, хотя бы в долг, мясо и ливер, — только бы распродаться. И Гриша не думал бы о неожиданном происшествии. Почему никто не прислушался к голосу Николая Ивановича?
Наверно, оттого, что Николай Иванович не был ни дипломатом, ни хитрецом. Душа у него была нараспашку, и, кроме чистоты и добра к людям, ничего в его душе не было. Заходить издали, изъясняться экивоками он не умел, и потому предсказания делались им до смешного нелепо.
Подойдет, например, к плетню Осиповых.
— Петр Иванович, можно тебя? — крикнет хозяину.
— Можно, — отвечает Петр Иванович — мужик ростом в сажень, белозубый, здоровый. Он хорошо выспался, с аппетитом позавтракал, собирается на работу: бригадир объявил сенокос.
— Не топи баню в четверг, Петр Иванович, — предупреждает его учитель. Ему хочется, чтобы слова звучали душевно и чтобы Петр Иванович поверил ему. Слова, правда, звучат душевно, но Петр Иванович спрашивает:
— Почему не топить баню?
— Сгорит она у тебя, Петр Иванович.
— Как это сгорит, Николай Иванович, бог с вами.
— Сгорит, Петр Иванович.
Красные щеки Петра Ивановича начинают бледнеть. От хорошего настроения не остается следа. В это время выходит на крылечко его жена.
— Слышь, Прасковья Андреевна, — говорит растерянно Петр Иванович, — баня у нас сгорит в четверг.
— Чой-то надумал?.. — Прасковья Андреевна подходит к плетню, здоровается с Николаем Ивановичем. — Как баня сгорит?..
— Не я надумал, — оправдывается Осипов. — Николай Иванович говорит.
— Неужто сгорит?.. — растерянно спрашивает хозяйка у Николая Ивановича.
— Сгорит, — подтверждает Николай Иванович и, оставив чету в тревоге, идет дальше по улице.
В четверг баня сгорела.
По деревне поползли слухи и толки. Люди стали опасливо поглядывать вслед учителю, перешептываться. А Николай Иванович входил во вкус: Караваевым предсказал смерть старухи, два года лежавшей в параличе, молодоженам Теленкиным — скорый развод.
В деревне только и говорили о напастях, смертях, пожарах. Все это увязывалось с именем Николая Ивановича. И с его очками. Не было очков — был старик как старик. Появились очки — появились несчастья.
Колдун не колдун, говорили между собой колхозники, — Николай Чудотворец.
Слухи множились, обрастали фантастическими подробностями.
— Кащей! — ругалась синеокая Марина Потапова. — Подходит и говорит: «У тебя деньги вытянут…» И вытянули! Семьдесят два рубля! Может, он сам в этой шайке!..
Слухи дошли до Ольги.
— Папа, — сказала она как-то отцу за ужином, — о тебе плохо говорят в деревне,
— Пусть говорят! — ответил дочери Николай Иванович с таким видом, будто он владел высшей истиной.
— Как это — пусть?.. — удивилась Ольга,
— А так! — с еще большей беспечностью сказал Николай Иванович. — Пусть говорят — и все!
Ольга растерялась: отец, такой покладистый, мягкий, неузнаваемо изменился. Даже реденький чубчик на его голове встал торчком.
— Странно ты рассуждаешь, папа, — сказала она.
— Ничуть не странно! — парировал Николай Иванович.
— Раньше этого не было… — попыталась Ольга продолжить беседу с отцом.
— Чего не было? — спросил Николай Иванович.
— Ну, этих… разговоров. — Ольга не могла сказать отцу, что о нем говорят в деревне.
— Я же тебе сказал, — отчеканил старик, — пусть говорят!
Ольга не поняла, что с отцом, решила переменить разговор:
— Ты мне обещал горицвет, папа. В последнее время ты совсем не бываешь в лесу.
Николай Иванович ответил:
— Мне теперь не до горицвета.
Этим он поставил дочь в еще большее недоумение. Что наехало на старика? Ольга решила отложить разговор, пока у отца улучшится настроение.
Дошли разговоры и до завклубом Жени Мешалкиной.
— Так и предсказывает?.. — удивилась она. Обрадовалась: — Это же здорово!
Юный ум комсомолки сразу определил перспективы невиданного феномена.
— Что, если его затащить в клуб? — рассуждала она. — Устроить вечер гипноза? Или угадывания мыслей? Здорово получится!
Тотчас она приступила к практическим действиям. Остановила на улице Николая Ивановича.
— Я слышала о ваших удивительных способностях, — заявила она в лоб, без обходных маневров.
— Каких способностях?.. — спросил, растерявшись, Николай Иванович. Он не ожидал нападения.
— О предсказаниях, — начала перечислять Женя. — О чтении мыслей. Как у вас появились эти способности? Еще говорят об очках…
Николай Иванович тронул очки в нагрудном кармане — как быстро доходят до всего люди.
— Знаете что? — продолжала атаку Женя. — Давайте поставим вечер! Это будет чрезвычайно здорово! Наденем на вас чалму — будете индийским факиром. Явку я обеспечу — клуб будет полон.
— Женя… — Николай Иванович не знал, что ей ответить. Надо отказаться от выступления.
— И не думайте! — не сдавала позиций Женя. — Это будет и-зу-ми-тельно! Поразим всех! Потом съездим в Еловку, в Жарове.
— Позвольте, Женя…
Но Женя не унималась.
— Если у вас появились такие способности, не хороните их, Николай Иванович. Это замечательно, гениально!
Николай Иванович тоскливо озирался по сторонам.
— В воскресенье поставим вечер, — Женя не давала старику пощады. — Среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, — пересчитала она по пальцам. — Пять дней в нашем распоряжении!
Может быть, она была права, Женя Мешалкина? И Ольга тоже права? Может быть, надо было так и сделать: пойти к людям и объяснить все, как есть. Рассказать о встрече с путешественниками во времени, об их подарке. И тогда все бы обошлось, было бы найдено объяснение и решение, как быть и что делать дальше. Николаю Ивановичу не следовало держать очки у себя — хотя бы он посоветовался с Ольгой. Не бросаться опрометчиво в пучину благотворительности, которую односельчане не умели понять и принять. Было трагическое, и комичное, и нелепое в том, как Николай Иванович навязывал благотворительность людям. И хотя он действовал от души и считал, что действует правильно, но пребывал он в мире иллюзий.
