Этьен не хотел признать правоту жены.
— Конечно, здесь интереснее, чем в той части Баршаягада, из которой мы ушли, но я все же предпочел бы, чтобы мы следовали своему первоначальному графику.
— Неужели ты не можешь заставить себя уступить? Не можешь признать свою неправоту?
— Я признаю, когда буду неправ.
— Конечно. Ты самый упрямый человек, которого я когда-либо встречала.
— Тогда зачем же ты вышла за меня замуж?
— Всегда один и тот же вопрос. Всегда проверяешь, никогда не доволен… Я как-нибудь соберусь… — Лира повернулась и пошла прочь, что-то бормоча про себя. Она всегда останавливалась и не заканчивала это предложение, за что Этьен был ей благодарен. По крайней мере, раньше был благодарен. Уже десять лет Лира собиралась закончить это предложение.
Теперь, когда они возобновили подъем, Хомат шел торопливой походкой рядом с ними.
— Носильщики передают всем свою благодарность. Они мерзнут по-прежнему, но холод уходит из их костей.
— Им должно быть достаточно тепло, — отрывисто откликнулся Этьен, сам не замечая резкости своего тона. — Черт возьми, им понадобился целый час, чтобы переодеться.
— Но они не привыкли к такому холоду, де-Этьен, — Хомат потянул за край капюшона, стараясь прикрыть как можно большую часть своей лысины. — И я не привык. Они оделись так быстро, как только могли. — Он постарался заглянуть Этьену в глаза. — А правда, что ни вы, ни де-Лира не испытываете чувство холода?
На геологе были укороченные кожаные штаны и плотная рубашка поверх сетчатой майки.
— Мне не только не холодно, Хомат, а напротив, даже жарко.
Май задумался.
— Наши тела не очень отличаются от ваших, де-Этьен. И хотя у вас и де-Лиры больше шерсти, все же большая часть тела покрыта голой кожей, как и у нас. Я бы и не подумал, что вам здесь по-прежнему будет тепло.
— Различное окружение вызывает разницу в адаптации, Хомат.
— Верно, — признал Хомат.
— Если ты перестал проявлять высокомерие по отношению к местным жителям, — сказала Лира мужу на терранглийском, идя впереди них по тропе,
— может быть, мы еще хоть немного продвинемся вперед до заката солнца?
— Я вовсе не проявлял высокомерия, — откликнулся Этьен сердито. — Я просто объяснял Хомату, что… — Лира уже повернулась и продолжала взбираться вверх. Когда она вела себя таким образом, он готов был выйти из себя. Однако, что ему оставалось? Только схватить ее и заставить выслушать. А он не собирался ругаться с ней на глазах носильщиков. Этьен подавил свой гнев, убежденный, что это уж точно будет способствовать появлению у него в желудке язвы, этой болезненной впадины, на которой повсюду будет написано имя его жены.
Был ранний вечер, когда они наконец пересекли последнюю гряду, откуда был виден Турпут. Никто не знал, что их ожидало там. Может быть, что-либо меньшее, чем Кеккалонг? Но, достигнув города, люди были приятно удивлены.
Аккуратные узкие улочки, мощеные серым камнем, сбегали к быстро текущему Орангу и шли дальше по другому берегу. На обоих берегах располагалось множество деревянный водных колес, приводимых в движение быстрым потоком. Вместо грубой архитектуры маев, к которой они привыкли на
Тсламайне, Этьен и Лира увидели здания с куполами, похожими на цветы, и элегантные арки. Изящные, изгибающиеся стены соединяли основные здания, а по узкому черепичному желобу со стен стекала дождевая вода. Маленькие наблюдательные башенки возвышались среди больших зданий. Кроме башен, ни одно здание не имело больше трех этажей.
За городом Оранг разделялся на несколько небольших водопадов, где виднелись неясные фигурки, тянущие длинные сети. Террасы, поросшие фруктовыми кустарниками, поднимались высоко в небо. С вершины последней в реку низвергался мощный водопад.
Но самым чудесным из всего была масса колокольчиков и бубенчиков, которые висели в каждом доме, магазинчике и везде, где только можно. Звон, бряцание и позвякивание не заглушал даже шум Оранга. Колокольчики были сделаны из металла и керамики, из стекла и глины, из дерева и кости.
— Разве это не замечательно, Этьен?
Стоя за спиной Лиры, Хомат издал непочтительный звук, а Этьен решил оставить свое мнение при себе. Чужая красота может быть обманчива.
— Это очень красиво, — признал он нехотя. Он чувствовал, что ему трудно устоять перед привлекательностью этого многоцветного города после того, как он видел однотонные белые и желтые здания в поселениях маев.
Казалось, что каждое здание в Турпуте было выкрашено в другой цвет. Город напоминал радугу.
Они стали спускаться с вершины гряды. Приблизившись к городку, они увидели, что могут войти в него с любой стороны, не встретив препятствий.
Там была единственная маленькая калитка, сделанная из небольших досок и планок. Но можно было как войти в нее, так и обойти вокруг. Именно здесь им повстречался их первый тсла.
Ни Лира, ни Этьен никогда не видели до этого тсла, и поэтому не могли сказать, сколько лет первому, кого они встретили здесь, но обоим ученым он показался старым. По росту он был выше Лиры, но ниже Этьена. Но сходство между тсла и человеком, а также между тсла и маем на этом не заканчивалось.
Одежда, состоящая из тоги и плаща, не скрывала того, что все тело тсла, кроме кистей и ступней, было покрыто короткой мягкой коричневой шерстью. Голова покоилась на выгнутой вперед шее, что создавало обманчивое впечатление старости. Уши походили на короткие круглые обрубки, прилепившиеся сверху на голове. Шесть пальцев рук были короче и толще, чем у мая или человека, а глаза светились влажным блеском. Но самым выдающимся из всего был длинный, в четверть метра хобот, подобный хоботу земного тапира. Он поворачивался вверх и вниз, словно жил собственной жизнью, очевидно, передавая что-то понятное только другому тсла. На кончике хобота из-под меха виднелись ноздри.
Этьену с трудом удалось, призыв на помощь все свои познания в языке тсла, перевести его приветствие.
— Я сау, хранитель ворот гостеприимства. — К облегчению Этьена, тсла легко перешел на язык маев. — Слово о том, что вы придете, опередило вас.
Вы те, кто говорят, что пришли из другого мира.
Лира кивнула с умным видом. По способности к языкам она оставляла
Этьена далеко позади и сейчас без колебаний решила попрактиковаться в местном диалекте.
— Да, это мы, хранитель. Ваши ворота на самом деле должны быть воротами гостеприимства, так как они не охраняют ничего, кроме воздуха.
— Это все наше тщеславие. — Тсла развел руками в воздухе, показывая голую кожу без шерсти до самых локтей. — Большинство гостей города ожидают увидеть ворота, поэтому мы их и сделали. Города выше Турпута нуждаются в настоящих воротах, мы — нет.
