Он еще не приехал.
Дежурный посоветовал мне подождать, и я сел в большом зале, в середине которого стоял, как посадочный знак, длинный зеленый стол с приставкой. Наверное, здесь они собираются перед каждым запуском.
Я думал, как он выглядит, самый главный человек на космодроме. Будет ли он таким, каким я его себе представлял? И когда мимо кто-то прошел в сером немодном пальто, с опущенной головой, сутулый, даже не посмотрел ему вслед.
Я взглянул на часы: десять без пяти. Меня позвали.
В кабинете на вешалке серое немодное пальто. За письменным столом сидел он. Главный. Человек-легенда.
А разговор у меня был такой.
— Ну вот, а я проходил мимо, решил, сидит в зале еще один журналист. — Он улыбнулся. — Признаться, боюсь их. Так и кажется мне, ждут они мудреных афоризмов.
— Нет, я не жду.
— Так уж и ничего не ждете?
— Жду.
Он разглядывал меня, уверенный, спокойный человек.
— Мне говорили про вас. Это ваш дед первый придумал?..
— Мой.
— Таким дедом стоит гордиться. Его работы лежат в основе управления многими здешними приборами… Ну, как вам у нас понравилось?
— Я ничего не успел.
— Ну ладно, ладно, все успеется. Давайте сразу к делу. Я могу вам дать не больше двухсот граммов.
— Значит, я напрасно приехал.
— Не больше двухсот граммов и не больше двух дней на монтаж и установку, — повторил он веско. — Я познакомлю вас…
— Как же так! — перебил я. — Как же так! Две пачки сигарет весят больше!
Главный откинулся назад. Светлые прямые брови вздрагивали как от улыбки. Он слушал меня, кажется, удивленно.
— Вы что делаете сегодня вечером? — тихо спросил он и вдруг опять заулыбался.
Рядом приглушенно звонил телефон. Главный смотрел на меня, все так же улыбаясь. Дежурный заглянул в дверь. Там у него на разные голоса гудел народ.
— Когда я был таким же молодым, как вы, я преподавал в одном учебном заведении. Помню, был у меня экзамен. Приходит ко мне девица, нарядная, красивая, глазками постреливает. Берет билет, и вижу, ни черта не знает. Первый вопрос не знает, второй тоже. Я ручку беру, макаю в чернила. Она меня просит: ну поставьте хотя бы «удик». А я тихо так ее спрашиваю: «Вы что сегодня вечером делаете?» Она глазки потупила, говорит многозначительно: «Свободна». Я ей так же тихо: «Вот и позанимайтесь хорошенечко…»
Главный был в хорошем настроении.
— Вот и не надо паники. Время пока еще есть. Позанимайтесь хорошенько, поломайте голову. Больше я ничем не могу вам услужить. Не выйдет — оставим на следующий раз. Корабль не резиновый, не растянешь. Вы не один у меня единственный. Всем некогда. Есть у нас такой нетерпеливый, загадку багряных зорь ищет, в каждый аппарат свои приборы норовит всеми правдами… Ну заходите, рад был познакомиться. Дежурный вас направит к электронщикам.
…В этом полутаинственном городе много самых обыкновенных мальчишек. Они всюду. На улицах, в парке, в магазинах, в автобусах.
Они бегают, и шумят, и лупят один другого, как все на свете мальчишки. Но приглядись — видно, гордый народ эти мальчишки, все понимает. Они проникнуты значением происходящих рядом событий. Они внимательно разглядывают всех новичков на космодроме, заговаривают с ними как бы невзначай, тонко намекая на готовность получить автограф или сувенир. Их не проведешь.
Были случаи, когда вдруг никому не известный человек в один прекрасный день становился Третьим, Четвертым, Пятым. На всякий случай автографы надо брать загодя.
Пока мы с Электронщиком добирались к нему, как он говорил, в Заведение, мы оставили наши каракули в двух школьных тетрадях. Он подарил один или два значка. Я презентовал монетку. Других сувениров у меня почему-то не нашлось.
— Как? Ты недоволен?! — Электронщик легко перешел на «ты». — Взгляните на этого человека, он обижен! Ему дали двести граммов! Он обижен! А я поверить не могу в такую неслыханную щедрость Главного. Не могу! Это невероятно! Сам дает разрешение на двести граммов лишнего груза. Да понимаешь ли ты, что происходит, обиженный? Мы премии получаем за каждый снятый грамм, за каждый срезанный виток болтика, за каждый откусанный проводок. И даже не в граммах дело. Тебе разрешают залезать в конструкцию почти накануне запуска! Да, черт возьми, нам такое здесь и присниться не может! Мы заикнуться не смеем о таких приложениях! А тут Сам берет и приказывает…
— Ну и что? Я не гулять приехал. Не степным воздухом наслаждаться.
— Как это «ну и что»? Как это, позвольте спросить, «ну и что»? Посиди на моем стуле, побегай здесь — поймешь… Пальнуть в небо дело нехитрое. Самое главное — монтаж, подгонка, сборка. Самое трудное здесь, на земле, в монтажном цехе. Потом ничего не исправишь, хоть скули от ярости, ничего не изменишь. Перед каждым запуском снарядик испытывают на все, какие можно себе представить, неслыханные страсти. Вы, земные людишки, думаете, раз плюнуть, сложил — и тю-тю. А мы собираем, а потом крутим на центрифуге с десятой космической скоростью! Доводим перегрузки до нескольких сот единиц. Автомобиль и тот развалится. Как же им достается, моим схемам! Ничего, крутим. Потом на вибрацию. Трясем до того, что еще немного — и порошок будет. Потом нагреваем чуть ли не докрасна, потом охлаждаем до космоса, потом в барокамеру — на пустоту. Потом, черт его знает, что потом… И она работает и в тряске, и в холоде, и чуть ли не в огне. Работают все приборы, системы. И ни один проводочек не должен оборваться, и ни один полупроводничок не имеет права сдохнуть… И вот, когда все готово, проверено, слажено, прилетает самодовольный москвич, раз-два, и нате вам двести граммов.
— Еще два слова, и разговор пойдет по схеме: сам дурак, а еще в шляпе.
Он фыркнул.
— Беру назад самодовольного. Зато все другие слова запомни хорошенько. Подумай, чего стоит внести лишние двести граммов в отлаженную систему. Тебе надо в ножки поклониться Главному. Подойти, встать перед ним, бухнуться на колени: «Спасибо, свет наш, ясное солнышко…»
Нас окликнули.
— Мои ребята, — сказал Электронщик. — Обедать идут… Куда? — спросил он.
— В «Березку», — был ответ.
Они стояли у дверей скромного здания, в плащах и модных кепках, очень молодые, почти студенты.
— К нам гости, — сказал Электронщик.
И тут все как один сняли свои финские шапочки, все как один повесили шапочки на кустик у входа и склонили головы церемонно в мою сторону.
— Отбой! — скомандовал, посмеиваясь, Электронщик. — Это не журналист, ребята. Свой… Марш обедать.
Ребята ушли, пожав нам руки и не забыв надеть шапочки.
