Теперь важно было дернуть разрывную вожжу в нужный момент: не слишком рано - иначе корзина сильно ударится о землю, и не очень поздно - в этом случае оболочку, откуда не полностью выйдет газ, вместе с гондолой будет долго тащить по степи.
Я вцепился в стропы. Неотвратимо и жутко приближалось поле в кочках верблюжатника и вереска, полыни и ковыля. Только сейчас на посадке мы почувствовали, как сильно дул ветер и страшна была сыра-земля.
Гайдроп поднял пыль, вызвав сумятицу у сусликов и сурков.
- Двадцать пять, двадцать... - начал считать Артур, определяя на глаз расстояние, потому что уже ни один прибор не действовал.
Гайдроп извивался змеей, щелкая хвостом, как кнутом. Почуяв нашу нервозность, в угол забились Митька с Прошкой.
- Десять... Семь...
Чтобы наполненная газом оболочка долго не волочилась по земле и водород не взорвался бы от трения, надо было поскорей расстаться с газом. Рука Сени с намотанной на ладонь красной стропой дернулась. Вверху затрещала лента разрывной щели. Выдох как у кита-финвала. Газ рванулся из оболочки, точно узник на волю. Гайдроп начал таскать корзину из стороны в сторону.
- Ноль! - взвыл Артур, но еще успел докричать: - Держись!
Ивовая корзина с лета врезалась в землю, как в гранит. Раздался терзающий душу скрип. Спружинив от удара, корзина подскочила метров на пять, накренилась так, что из нее посыпалась поклажа. Бухнулась вновь, опять подпрыгнула, выбивая из нас дух, словно пыль из ковра. Что-то тяжелое пребольно колотило по бокам и голове. По лицу хлестали стропы. Свободной рукой я хотел дотянуться до Митьки, чтобы его удержать, но пес уже был вынесен и повержен. За котенка я не боялся. Прошка при любом раскладе приземлялся на все четыре.
Через минуту боковым зрением я заметил Митьку. Он несся за нами, делая, как и корзина, большие прыжки.
Корзину тащило метров сто, пока не вышел весь газ и не улеглась оболочка. Гордое творение наших рук теперь съежилось, испустило дух, превратившись в бесформенный ворох серебристой ткани.
На карачках мы выползли из груды имущества. У Сенечки заплыл глаз. Артур держался за щеку, откуда вырвало кусок бороды. Поднявшись на ноги, мы почувствовали, как студенисто плывет и качается земля. Ощупали руки, ноги вроде целы...
Артур поглядел на часы. Они показывали восемнадцать сорок. Стало быть, с момента взлета прошло 84 часа, трое с половиной суток.
Уже в затухающих сумерках мы стащили в одну кучу вещи, растерянные при посадке. Ни разбить палатку, ни залезть в спальные мешки не было сил. Неодолимый сон навалился на нас. Артур и Сенечка подсунули под головы парашюты и тут же затихли. Я лег на оболочку, положил голову на спальник, поискал положение, при котором бы ничего не болело, но, кажется, так и уснул, не найдя.
14
"Не изведав горя, не узнаешь радости" - так утверждает пословица. Жаркое солнце било в глаза. Я кряхтел, морщился, пытался повернуться на другой бок, но даже сквозь сомкнутые веки раздражал ослепляющий свет, упорно взывал к пробуждению. Наконец собрался с духом и сел, охнув от боли. Болело все - от макушки до пяток, как после побоев. С усилием разлепил глаза - и взревел от страха. На меня смотрела дьявольская морда. В панике я треснул по ней кулаком, вскочил на ноги. И тут понял: нас окружала тысячная орава овец. Поджарые после летней стрижки, похожие на гончих, животные, отпихивая друг друга, молча лезли на распластанную по земле оболочку, слизывая влагу, которую мы стащили с холодного неба. Митька так же молча гонял их, но отара, презрев страх, бросалась с другой стороны к образовавшимся на непромокаемой ткани лужицам.
Овцы хотели пить - это ясно. Но где же чабаны? Почему они бросили животных на произвол судьбы? Пинками я расшвырял наиболее оголтелых. Острыми копытцами они могли порвать оболочку - как никак, а казенное имущество.
Артур и Сенечка проснулись уже после того, как оболочка просохла и овцы отхлынули, а вожаки козлы взирали издали воинственно и недобро.
Мы еще раз прошлись по степи до того места, где корзина впервые ткнулась в землю, подобрали разбросанную мелочь - экспонометр, патроны, Сенечкину запасную куртку, потерянный Артуром унт, мой нож в кожаном чехле... Потом сложили оболочку, как укладывают парашюты, подогнав стропу к стропе.
Я развернул рацию. Перед посадкой я упаковывал ее в деревянный ящик, выложенный изнутри поролоном. Приемник работал, однако передатчик отказал. Стал искать повреждение, не особенно веря в успех. После такой "мягкой" посадки не то что тонкий механизм с ювелирной пайкой, а орудийный лафет развалился бы на куски.
Стало припекать. Мы вылезли из меховых одеяний, оставшись в свитерах и спортивных брюках.
- Где же все таки люди? - недоумевал Артур, озираясь на овец, безмолвным кольцом окруживших нас.
- По карте отсюда в семи километрах к северу поселок Карабулак. А восточной - в десяти - Джанысгой... Не может же быть, чтобы люди не видели нас, - сказал Сенечка.
- Если из поселков не заметили, то чабаны-то должны видеть! Может, прячутся?
- У нас рога, что ли? - возмутился Артур.
Он расхаживав, заложив руки за спину, и вдруг замер. Мы вытянули шеи. Со всех сторон, обкладывая нас, как волков, мчались всадники. Под копытами вилась густая пыль.
- Тут что то не так, - прошептал Артур, бледнея.
Лава приближалась. До нас донеслись воинственные крики, гиканье. Наездники мчались, держа наперевес ружья и вилы. Сенечка потянулся к "Барсу", но Артур одернул его.
- Не смей! Истопчут!
- И пойдем как бычки под кувалду? - огрызнулся Сеня, хотя уже ясно видел, что остановить выстрелом осатаневшую от гонки лавину было невозможно.
Передние на всем скаку попытались затормозить, но давнули задние, образовалась куча мала. Я и рта не успел раскрыть, как кто то заломил мне руки за спину и начал туго вязать веревкой. Рядом безмолвно бился Сенечка. Артур кричал, однако его вопли не доходили до торопких, деловых степняков, привыкших укрощать не то что людей, а трехлеток жеребчиков.
Дольше всех отбивался Митька, но и он скоро исчез из поля зрения. Котенчишку, наверное, вообще затоптали.
Через минуту другую мы тюфяками валялись в пыли, расхристанные, обезоруженные, грязные. Один из всадников - крепыш в лисьем малахае и пиджаке в клеточку - поднял руку с плеткой на кисти. Крики и гвалт мгновенно стихли.
- Кто такие? - крикнул он фальцетом.
- С этого бы и начали, прежде чем руки-то ломать, - сказал Артур.
Всадник кивком сделал знак. Двое спрыгнули с коней, подхватили Артура под мышки, поставили на ноги.
- Все наши документы в планшете.
Кто-то разыскал сумку, услужливо подал всаднику в малахае. Тот читать не стал, а засунул планшет за голенище мягкого сапога.
