Торнссон остановил ровер у нового места бурения и заявил:
– Если и тут то же самое, то я, ей-богу, готов поверить в золотые дожди.
– Какие там золотые дожди, Свен, – возразил Батлер. – Это Зевс прикинулся золотым дождиком, когда ему Данаю очень уж сильно захотелось. Думаю, что местным алхимикам просто удалось добиться того, чего не удалось нашим Парацельсам.
– Философский камень! – мгновенно сообразил Торнссон, выбираясь из марсохода. – Считаешь, они отыскали философский камень?
– Вот именно. И пустились во все тяжкие. Жаль, что подтвердить или опровергнуть это предположение нам вряд ли удастся. Как кто-то когда-то сказал: залез ночью в дом вор, ищет драгоценности. Нашарил на ощупь, но не знает в темноте – бриллианты это или простые стекляшки. Так и мы: может, предположение наше и верное, только мы не знаем, что оно верное. – Алекс вздохнул. – Эх, здесь бы основательно покопаться, какие-нибудь письменные источники отыскать, а не так, как мы…
– Всё впереди, Алекс! – с оптимизмом отозвался пилот. – Доставим золотишко – и наладим сюда путь.
Работали до сумерек, забыв о времени и не обращая внимания на голод. Все были охвачены азартом, хотелось делать все как можно быстрее и сделать как можно больше. Однако Батлер время от времени поглядывал на темную громаду Сфинкса, предвкушая тот момент, когда они доберутся до золота и он возьмет ровер и отправится к древнему сооружению, очень похожему сверху на маску со слепыми глазами – маску с праздника хэллоуин в земном городе Бостоне.
И лишь когда командир с орбиты самым категоричным образом приказал прекратить работы и устраиваться на отдых, участники Первой марсианской разогнули натруженные спины. Марсианский день – сол – уже закончился, и небо из розово-желтого превратилось в темно-лиловое. В нем сверкали Фобос и Деймос, и скромная точка «Арго», а еще – мириады звезд, до которых никогда не суждено дотянуться человечеству. Да и зачем?.. Звезды были далеко, и с их, звездной, точки зрения, перелет с Земли на Марс – миллионы и миллионы километров! – был даже не шагом, не шажком, а так – чуть ли не ходьбой на месте в собственном доме…
В «консервную банку» возвращались, еле волоча ноги от усталости – не помогала и пониженная сила тяжести, а с пустотой в желудках не смогли справиться даже хваленые энергетические батончики «Хуа!», разработанные учеными из Пентагона. Такой батончик был создан еще в девяностых годах как часть так называемого «рациона первого удара», призванного обеспечить высокую физическую и умственную работоспособность солдат и их хорошее самочувствие во время напряженных боевых операций. «Хуа!» – это отклик солдат, сокращение от «слышу, понял, признал»… Позади осталась выемка – в ней уже полностью скрылся экскаватор, – и высокий конус перемещенного с помощью транспортера грунта. В это время суток тут должен был лютовать как минимум семидесятиградусный мороз, однако датчик показывал устойчивый плюс… И это продолжало оставаться необъяснимым. Впору было задуматься о вмешательстве каких-то сверхъестественных сил, но Алекс Батлер не верил в сверхъестественное, твердо усвоив древний тезис о том, что чудо – это явление, происходящее в соответствии с пока неизвестными нам законами природы. А где-то на уровне подсознания продолжала кружить одна и та же мысль: эта невероятная аномалия, которая не лезла ни в какие ворота, каким-то образом связана с объектами Сидонии. Точнее, с одним из них – с Марсианским Сфинксом…
Когда до модуля оставалось десятка три шагов, Флоренс, шедшая первой и освещавшая путь фонарем на шлеме, вдруг остановилась и, подняв лицо к чужому небу, медленно, вполголоса, продекламировала:
Ни ненависти, ни любви
В пустых глазницах ночи,
Минервы мраморной укор:
Невидящие очи.
– Ну и дела, – пробурчал, чуть не наткнувшись на нее, Леопольд Каталински. – Нанотехнологи, оказывается, временами сочиняют стихи.
– Да нет, это что-то знакомое, – возразил Батлер. – Кто-то из старых, да, Фло?
Флоренс повернулась к нему:
– Не таких уж и старых. Это Роберт Фрост.
– Нанотехнологи, оказывается, временами читают Фроста, – вновь вставил Каталински. – Или ты из литературоведов в нанотехнологи подалась?
– Я, Лео, не на одних триллерах выросла и не только в телевизор пялилась, а еще и книжки читала. За старшей сестрой тянулась, она у меня умничка. Стараюсь, понимаешь ли, не быть узким специалистом.
– Ну-ну, – сказал Каталински. – Я тоже в школе что-то читал. Но никакого Фроста не знаю. Или не помню. Вот Шекспира знаю: Гамлет, Ромео, король Артур… Кто он, этот Фрост – американец? Англичанин?
– Американец, – ответила Флоренс. – Один из крупнейших поэтов двадцатого века, между прочим. А король у Шекспира не Артур, а Лир.
– Стихи не воспринимаю, – безапелляционно заявил Свен Торнссон. – Вот песни – другое дело.
Батлер оторвал взгляд от незнакомых звездных узоров:
– А я Фроста знаю. Насчет звездопада мне еще лет в двадцать понравилось. Что-то такое, точно уже не помню… Я шел под звездопадом, и на голову вполне могла свалиться звезда… Не помнишь, Фло?
– Помню, – ответила Флоренс и скромно добавила: – Не хотелось бы хвастаться, но у меня очень хорошая память. И не просто хорошая, а где-то даже ну очень хорошая. Во всяком случае, многие тексты могу пересказать почти дословно, а уж стихи…
– А ну-ка, ну-ка, – в голосе инженера-универсала прозвучала ирония. – Кому там на голову звезда упала?
– Сейчас, – сказала Флоренс. – Представлю себе нужную страницу…
Она немного помолчала, и, когда Каталински, усмехнувшись, уже собрался разразиться чем-то ехидным, вновь начала декламировать:
Когда я, глядя под ноги, сутул,
Под звездопадом брел во тьме ночной,
Не мог я разве быть убит звездой?
Тут был известный риск – и я рискнул.
– Браво! – с восторгом воскликнул Алекс Батлер. – Флосси, ты просто молодец! Уникум! Во все экспедиции – только с тобой.
– А ты командира стихами не достала, пока мы в усыпальнице торчали? – поинтересовался присевший на корточки Торнссон.
Флоренс сделала какое-то движение, но промолчала. Выражение ее лица за стеклом шлема нельзя было рассмотреть в быстро сгущавшейся темноте. Торнссон даже не подозревал о той зоне взаимного притяжения, в которой находились командир и нанотехнолог, – голова его была забита схемами посадочного модуля.
– Какие стихи! – поспешно отреагировал на вопрос пилота Батлер. – Думаешь, было там время для стихов? Это же не в усыпальнице бока пролеживать.
Торнссон медленно выпрямился во весь свой внушительный рост и, вероятно, был готов затеять дискуссию, но его опередил Каталински.
