Ариэль встретила его снаружи помещения носового отсека. Она коротко улыбнулась:
— Братья похожи на тебя, Мартин.
Он криво усмехнулся и поспешил к сфере.
Даже невооруженным глазом, разрушения Спящей были впечатляющими. «Борзая», казалось, без движений повисла рядом с «Дятлом» — в тысячи километров от дуги, окружающей бездыханное тело Спящей. Блестевшие пыль и обломки, напоминали слой масла и грязи, плавающие на поверхности пруда. Внутри дуги, то тут, то там. вспыхивали раскаленные обломки. Вне дуги, ближе к Левиафану, как небрежные мазки акварели на мокром черном холсте, скопились другие остатки разрушенных планет.
— Я планировал провести «ноучевую» связь здесь, — сказал Торкильд, избегая смотреть Мартину в глаза. — Ты ведь знаешь, как ею пользоваться. Конечно, ты все сделаешь, как надо. — Он посмотрел так, как если бы собирался заплакать, — Мартин…
Мартин поднес палец к губам, фальшиво улыбнулся и покачал головой. Он не знал, как долго это будет продолжаться, но пока он не мог работать и общаться с Торкильдом.
Когда Торкильд вышел, в носовую часть проскользнул Небесный Глаз.
— Я мы говорил Каменщику, что ты не потерял разум. Не знаю, как другие.
— Спасибо. Но что случилось?
Небесный Глаз передернул своими головными веревками. В этот момент по «ноучу» возникло, как живое, изображение Каменщика.
— Я мы рады видеть вас целыми., — сказал Каменщик. — Вам следует увидеть, что мы мы обнаружили.Обсудить и сделать мы наши мнения.
Каменщик исчез, и его место заняло цилиндровое каботажное судно, двигающееся сквозь мерцающие валуны, сгустки светящегося в темноте газа.
— Это запись посланий разведчиков, — объяснил Небесный Глаз., выпуская запах корицы и теплого животного. Это был запах бесприютности, запах одиночества. Гейджа. Запах Небесного Глаза напоминал запах Грейджа.
Пространство за дугой, десять тысяч километров шириной, казалось абсолютно пустым, вакуумом. Мартин уже собирался спросить, натуральное ли это все, когда он заметил в центре этого пустого черного пузыря светящееся пятно, немногим больше пылинки. Пылинка мерцала зеленым цветом.
Слева от изображения появилась шкала измерений, приемлемая для людей, и пылинка начала быстро увеличиваться в размере, стала около сотни километров в диаметре. Мартин не мог понять, что это было; зеленое пятно, казалось, было вампиром и состояло из многочисленных крохотных своих подобий. Изображение все увеличивалось, и вот уже можно было рассмотреть массу иглольчатых объектов, расположенных повсюду: они походили на круглые узелки, от каждого из которых отходила стрелка.
Горло Мартина перехватило, он не мог ни произнести слово, ни вздохнуть. Он прокашлялся, стараясь очистить горло, стараясь взять себя в руки, стараясь удержать внутри все рвущиеся наружу эмоции.
Миллионы иголок, каждая от пятидесяти до сотни метров длиной. Он взрослел вместе с их ростом; момы снова выставляли их детьми на тренировке.
— Мы наши разведчики нашли пятьдесят одну такую коллекцию, — сказал Каменщик. — Они находились внутри Спящей. Все, мы мы проверили, они сделаны совсем недавно.
Окутанные защитными полями, как яйца лягушек в желатине, спасенные от разрушения Спящей, иглы не были созданиями тысячелетней старости, не были остатками прошлого.
Они были новыми. Ждущими своего часа.
— Вы согласны с мы нашими подозрениями?
— Да, — прохрипел Мартин и снова откашлялся. — О боже, да.
— Мы мы надеямся, что они больше не скроются, не смогут разрушать другие миры.
Мартин молча кивнул, лицо его было печально.
— Можно мы мы закончим Работу? — спросил Каменщик.
Ганс
Сегодня мы закончили Работу. Братья попросили удостоиться чести уничтожить иглы, и Ариэль удовлетворила их прошение. Момы и Мать Войны думают, что Работа выполнена, но они еще останутся здесь понаблюдать, чтобы быть уверенными.
Я держался так долго, что это стало моим естественным состоянием. Но когда я понял, что был неправ, я заплакал раньше всех, но никто не подошел ко мне, не положил мне руку на плечо. Так бывает.
Я сплотил их. Убийцы до сих пор были здесь. Они покрывали нас дерьмом, я видел это.
Я думаю, что они вскоре снова призовут меня, но я не знаю точно, когда это будет. Они нуждаются во мне.
Я не думаю, что кто-то действительно думает о других, все думают только о себе. Это относится и ко мне. Но я рад бы был увидеть всех, получающими награды, всех нас. Ради этого я могу примириться и с одиночеством.
Я построю храм в память о погибших. Когда мы попадем на нашу планету. Я сделаю это своими собственными руками.
Ариэль
Сегодня Донна Изумрудное Море принесла наши платья. Они очень красивые, но я не думаю, что смогу надеть одно из них. Я не люблю платья, и они не любят меня.
Я решила не устраивать следствия против Ганса, приняла такое решение после разговора с Мартином. Мартин испытывает искреннюю симпатию к Гансу. Я не знаю, почему. Мне же кажется, что Ганс — самое большое дерьмо на борту корабля.
Мне жаль, что Братья не остались с нами, но утешает, что все Венди и Потерянные Мальчики вместе. Это то, что заслуживает гордости. Мы не подошли к концу, подобно Кораблю Смерти, но были уже близки к этому. Мышеловка почти захлопнулась.
Завтра мы покинем Левиафан. Корабль вновь стал огромным и хорошо оснащен горючим. Вся команда собралась в учебной комнате, и мы провели церемонию крещения корабля. Это было не похоже ни на что. Мы окрестили корабль «Спутником Зари — Два». Кто-то предложил назвать его «Майским Цветком», но это вызвало бы поток разговоров о колониализме и о других чувствительных вещах — религиозных и тому подобных, поэтому я шагнула вперед и предложила остаться с тем, что мы уже имеем. Реально заявила о своем лидерстве. Я не уверена, что мне нравится делать подобного рода вещи, но, при случае, я могу поступать и таким образом.
У меня странное отношение к Мартину. Он так долго отталкивал меня. А сейчас чувствует себя потерянным. Большинство из нас потерянные, — и пожалуй, это самое уместное чувство сейчас.
Работа выполнена, и мы вольны идти туда, куда пожелаем. Момы будут сопровождать нас, но кто знает, как долго мы будем искать планету? Как далеко и долго еще пропутешествуем? Века, как я догадываюсь. Но, по крайней мере, у нас с Мартином будет много времени. Он ведь такой хороший парень.
Мартин составил имя и начал писать под ним вещи, которые, как я догадываюсь, он не смог бы написать от своего имени. Он составил имя Теодора Рассвета и затем написал, как бы сам Теодор объяснил свое самоубийство. Он сказал, что Теодор — его баланс и его расплата.
