— Дайте шоколада, — жалобно попросила она. — Я же помогла вам, я все вам рассказала…
Но викинг покачал головой.
— Тебе нельзя столько шоколада сразу, Лена. Тебе может стать плохо. А мы же не хотим, чтобы тебе стало плохо, правда?
— Пора уходить, — нервно проговорил Николай Леонидович. — В любую минуту может зайти соседка…
— Письма здесь, — сказал стоявший у секретера обладатель насмешливого голоса. — Пять штук.
— Их было пять, Лена? — спросил викинг. — Ты помнишь, сколько писем написал тебе Лев?
— Не помню, — чуть не плача, ответила девушка. — Пожалуйста, оставьте мне шоколад.
Лейтенант Гусев вздохнул.
— Конечно, — сказал он. — Конечно, мы оставим тебе шоколад, милая Лена.
Его большая рука погладила Лену по впалой щеке. Прикосновение было приятным и даже нежным.
— А сейчас поспи, милая Лена. Ты очень устала, тебе надо отдохнуть.
Крепкие пальцы викинга вдруг сомкнулись вокруг ее шеи, как будто он хотел приподнять голову Лены с подушки, чтобы поцеловать в губы. Лена широко открыла глаза и встретилась с лейтенантом взглядом. Лейтенант улыбался, но глаза у него были холодные, как две голубые льдинки.
Тетя Зина, зашедшая к Лене спустя полчаса, увидела безжизненно свесившуюся с кровати тонкую руку, и сразу все поняла.
— Вот дурища-то, прости Господи, — прошептала она. — Не могла еще пять деньков протянуть — я бы августовские карточки за нее получила. А ведь старалась, хлебушек тратила…
И в сердцах плюнула на затоптанный чьими-то сапогами пол.
Глава десятая
Самоволка
Москва, июль 1942 года
— Сегодня у нас водные процедуры, — сказал Жером на следующее утро. — Будем форсировать реку.
— Да ее курица вброд перейдет, — хмыкнул Теркин. — Чего там форсировать…
— Ширина реки — около тридцати метров, — продолжал Жером невозмутимо. — Глубина — от полутора до четырех метров. Мы будем учиться форсировать ее бесшумно, так, чтобы условный противник на том берегу ничего не заметил бы. Это не так просто, как вам кажется. Поэтому тренироваться мы начнем прямо сейчас, а экзамен у нас будет ночью.
Он раздал курсантам водонепроницаемые прорезиненные мешки.
— Это для оружия и боеприпасов. Существует несколько способов преодоления водных преград, и один из них заключается в том, чтобы снять с себя одежду и вместе с оружием сложить вот в такой мешок. На том берегу вы переоденетесь и приступите к выполнению задания. На первом этапе условным противником будут чучела, но ночью там будут дежурить настоящие солдаты. Стрелять они, конечно, будут холостыми, но вот по шее могут надавать вполне серьезно.
Все свое детство Лев провел в городе Бежецке, стоявшем на крутых берегах реки Мологи. После широкой, разливавшейся на полкилометра Мологи, безымянная речка, в которой курсанты купались и ловили рыбу, казалась несерьезным препятствием. Для Теркина, время от времени совершавшего вылазки в стоявшую на другом берегу деревню, задание тоже не выглядело сложным. И Катя, и Шибанов прекрасно плавали… Так в чем же здесь подвох?
Когда курсанты первый раз пересекли реку, Жером, переправившийся раньше на лодке, встретил их у самого берега. В руках он держал срезанную с куста ореха ветку.
— Это автомат, — объяснил он. — А я — солдат противника.
Командир навел ветку на них и изобразил автоматную очередь. Выходившие из воды курсанты застыли в недоумении.
— Задание вы провалили.
— Это нечестно! — возмутился Шибанов. — Вы же знали, что мы сюда приплывем! А по условиям задачи часовые стоят вон там, у ограды!
Он показал пальцем на чучела. От берега до чучел было метров двадцать.
— Я там и стоял, — терпеливо объяснил Жером. — Но вы так шумели и плескались, что я, естественно, решил посмотреть, не завелся ли в реке бегемот.
— Шумели? — удивилась Катя. — А по-моему, мы очень тихо плыли…
Командир покачал головой.
— Увы, нет. Хотите, устроим проверку? Вы, Катя, оставайтесь со мной, а остальные возвращаются на тот берег и делают еще одну попытку. Если Катя скажет, что вы плыли бесшумно, будем считать, что вы готовы к ночному экзамену.
— Жук французский, — процедил сквозь зубы Шибанов, когда они вернулись на «свой» берег. — Ему только бы с Катькой наедине остаться…
Лев бросил удивленный взгляд на капитана. Жером и Катя, накинувшая на плечи гимнастерку, но оставшаяся голоногой, шли к чучелам, о чем-то оживленно переговариваясь.
— Да ты просто Отелло какой-то, — усмехнулся Гумилев. — Теперь к командиру ревнуешь?
— А ты что, слепой? Не видишь, как он на нее смотрит?
— Ладно, хлопцы, — примирительно казал Теркин, — давайте лучше думать, как реку переплывать будем. Ты, капитан, в прошлый раз очень сильно ногами молотил. Я, конечно, понимаю, что у тебя ноги как у жеребца, но все-таки поаккуратнее надо. Ты, Николаич, когда рукой загребаешь, плещешься громко.
— А ты вообще плаваешь, как дерьмо в проруби, — буркнул обидевшийся на критику Шибанов.
— Зато тихо, — сказал Теркин, и все рассмеялись.
На этот раз Гумилев решил взять водонепроницаемый мешок в зубы — это позволяло работать руками почти бесшумно. Шибанов вообще нырнул и плыл под водой, лениво двигая мускулистыми ногами. Василий плыл на боку, придерживая мешок рукой, но ухитрялся при этом двигаться совершенно беззвучно.
Из воды выходили по одному, стараясь глубоко наступать всей ступней в мокрый песок — это позволяло избегать хлюпанья. Шибанов молча ткнул пальцем в свой мешок — переодеваемся, мол.
Но переодеться они не успели. Катя сбежала вниз по склону, лицо у нее было растерянное.
— Ребята, вы только не обижайтесь, но вас очень хорошо было слышно. Особенно, Лев, тебя. Но и остальных тоже, Товарищ Жером сказал, что на месте часовых просто открыл бы огонь по воде, еще когда вы были на середине…
— Вот те нате, хрен в томате, — разочарованно протянул Теркин. — Старались-старались, и все, выходит, зря?
— Почему "зря"? — удивился Шибанов. — Значит, будем тренироваться, пока не получится. А ты, Катюша, будешь с нами плавать или так всю дорогу на бережку прозагораешь?
Буду, конечно! — девушка аккуратно упаковала свою гимнастерку в мешок и закинула его за плечо. — Ну, что, поплыли — кто первый на тот берег?
Наплавались в тот день так, что Гумилеву казалось — еще немного, и у него отвалятся руки. Сначала Жером не давал им даже вылезти из воды, но ближе к вечеру смягчился и несколько раз подпустил к чучелам. Там отличился Теркин — неслышно подполз к «часовому» сзади и, мгновенно выпрямившись перерезал ему горло десантным ножом. Шибанов поступал проще — обхватывал голову противника своими здоровенными лапами и резко сворачивал шею. Лев, понимая, что на такой трюк у него просто не хватит силы, старался повторять действия Теркина, но это оказалось непросто — на то, чтобы встать из травы у него неизбежно уходило несколько секунд, за которые стоявший за чучелом Жером успевал развернуться и наставить на него оружие.
— Не майся дурью, — сказал Льву Шибанов, — толкай его под колени, прыгай сверху и режь горло. Только точно надо попасть, вот сюда, — он показал, куда именно.
Лев попробовал — свалить чучело таким образом оказалось совсем несложно, но что будет с живым человеком? Жером глядя на его старания, только качал головой.
— В вас, Лев Николаевич, нет злости. А она должна быть. Иначе вы проиграете бой, даже если противник будет слабее и нерешительнее вас.
Командир гонял их до ужина — ни стрельб, ни радиодела в этот день у «Синицы» не было.
— В ноль часов тридцать минут — сбор на берегу, — распорядился он. — Задача остается прежней — пересечь реку, снять часовых, дойти до ограды. «Снимать» часовых будете вот этим — он раздал курсантам куски угля. Задача — провести черную полосу на шее условного противника. В вашем случае, капитан — после того, как будет сымитировано скручивание шейных позвонков.
