— Гражданин! Гражданин, что вам здесь надобно? — услышал я резкий возглас.
Передо мной стояла заведующая овощной базой Райпищеторга.
Может быть, смешно и глупо, а может быть, вполне естественно, но мне захотелось рассказать чужому человеку, которого никогда больше не увижу, — рассказать о том, что когда-то произошло здесь. Как это сделать? С чего начать? Начну с того, почему я пришел сюда.
— Все дело в том, что у меня под утро разболелась голова… — начал я.
— Бедненький! — Лицо женщины выразило заботу и участие ко мне. — Проводила бы вас в поликлинику, да отлучиться не могу.
— А разболелась голова из-за того, что всю ночь не спал…
— Так не разговаривать надо, а идти к доктору следует.
— А не спал я потому, что читал всю ночь чужой дневник…
— Поликлиника там, за поворотом, не доходя поселка научных работников. Дежурный врач сегодня хороший — Марией Ивановной зовут.
— А в этом дневнике говорится об одной необычайной истории, которая случилась вот здесь, на этом самом месте, где мы с вами стоим…
Лицо Черниковой стало испуганным:
— Какая история? Когда? Я здесь все время… Идемте к доктору, вам порошки дадут…
Тут я вспомнил:
— Ах да, порошки! Уже одиннадцать часов — пора принять второй раз пирамидон с кофеином. Можете ли вы мне принести стакан воды — запить порошок… Или я сам…
Часть третья
Под тенью старого пня
Резкий удар. Остановилось на миг сердце. Как кружится голова! Подкосились ноги. Задрожали руки. А перед глазами мелькают черные соринки. Черный снегопад! Вихрь соринок! Метель черных снежинок! Сердце колотится. Все сильнее и сильнее… Вдруг замирает. Хочется крикнуть — нет сил! Какая тяжесть навалилась на меня! Что-то гнет к земле все ниже и ниже…
Выбиваясь из последних сил, я поворачивался то в одну, то в другую сторону. Что такое? Кусты буйно разрастаются и тянутся к небу. Какой шум и звон кругом! Звуки всё пронзительнее. Нарастающий гром. Я слышу громовый окрик:
— Гражданин, что с вами?
Лай собаки совсем оглушил меня.
Какое разнообразие незнакомых запахов!.. Среди них я сразу отличил запах цветов шиповника. Он становится все сильнее и сильнее — я словно плыву по воде, пахнущей цветами шиповника. Потонул в этом запахе. Но вдруг он исчез. Я помню, хорошо помню, что в ту минуту я подумал: верно, ветер, который дул оттуда, где растет шиповник, теперь подул в другую сторону.
Налетали волны запаха отцветающей липы. Запахи перегноя земли. Пахнуло чем-то близким и знакомым с детства — запахом хлеба. Пекли этот хлеб в большой русской печке на таких больших листьях… На каких листьях?.. Почему я забыл? Вспомнил: на капустных.
А где та женщина, что кричала: «Гражданин, что с вами?» Вот она растет у меня на глазах. Рядом ее собака тоже растет. Страшное мохнатое, гигантское животное. Я уже не мог их рассмотреть. Я больше не слышал голоса, не слышал лая собаки. Темно… Тишина. Но почему мне так душно? Меня погребла моя же одежда. Я барахтался, карабкался… Вот стало светлее. Вылез. Оглянулся…
Итак, я принял порошок, уменьшился в росте, оказался на пне, а внизу, подо мной, шумел лес трав…
Но разве сразу все это произошло: и уменьшение в росте, и ощущение новых запахов, цветов, звуков? И разве сразу пришли ясность, понимание, осознание всего, что со мной случилось? Нет! Конечно, нет! Но я не могу сказать, сколько все это продолжалось: минуту, час, день? Хорошо помню, что я, уже уменьшившийся в сто или двести раз, вылезая из-под своего же пиджака, лежащего на пне, вдруг спохватился: ведь сегодня в десять часов ночи я уезжаю в Москву. Билет уже куплен. Так где же он? В боковом кармане! Потянулся рукой — привычный жест — и… рассмеялся! Уж я не тот, что был!
И все это из-за головной боли… Утром, собираясь на прогулку за город, я вместе с порошком от головной боли — пирамидоном с кофеином — по рассеянности положил в карман порошок, изготовленный Думчевым (его я собирался вернуть актеру). И, сидя на пне, я вместо пирамидона проглотил думчевский порошок. Вот почему все выросло передо мной и отчего появились новые предметы! Это те же предметы, только увеличенные во много-много раз.
В своей записке, которая случайно залетела ко мне с букетом цветов, Думчев, вспоминая об Эратосфене, говорил, что перед ним, Думчевым, мир вдруг вырос в сто или двести раз. Так вот почему Думчев на вопрос брата Булай, в чем ведущая цель его опытов, ответил: «стать человеком-микроскопом». И записки, которые я приносил в институт, — эти странные записки, прочитанные нами под микроскопом, — эти записки не уменьшены были при помощи фотоаппарата, а написаны от руки самим Думчевым. Когда? Где?
Так вот она, тайна Думчева!
Вместе с тетрадкой воспоминаний старого актера сохранились порошок и пилюли Думчева. Я проглотил порошок. Но в другом пакетике были совсем маленькие пилюли. Кто знает? Может быть, пилюли обладают таким же чудодейственным свойством, что и порошок, но восстанавливают, возвращают рост. Может быть, это пилюли обратного роста?
У меня в кармане две пилюли. А если они потеряли свойство обратного роста и я останусь здесь навсегда? На миг мне становится страшно. Но порошок подействовал, значит, и пилюли подействуют. И я вернусь к людям. Какое счастье быть с людьми, какая радость! Родные… знакомые… друзья. Как хорошо даже… огорчаться… страдать, но там, среди людей! Не проглотить ли сейчас одну? Скорее! Но для этого я должен проникнуть в свой собственный карман. Там пилюли. Залезть с головой к самому себе в карман. Я это сделаю.
Но каждый карман пиджака стал теперь для меня огромной темной пещерой с неровными мягкими стенами. Я побывал сначала в одном кармане, задыхался, шарил в темноте руками, нащупал изогнутую зубчатую кочергу. Остановился. Подумал: верно, это ключ от чемодана. Полез в другой конец пещеры, но ноги стали скользить по какой-то гладкой поверхности. Я вспомнил: в кармане лежат очки, значит, я скольжу по футляру очков. Нет, крупинки я положил не в этот карман, а в тот, где тетрадки актера. И действительно, в другом кармане, куда я пробрался, среди шелестящих гигантских полотнищ (тетрадка!) я нашел обе крупинки. С трудом выкатил из кармана сначала одну, а потом и другую. Крупинки? Нет, теперь на пне предо мной лежали два футбольных мяча. Чтобы проглотить хотя бы кусочек такой крупинки, надо было ее расколоть каким-нибудь твердым предметом. Попытаюсь разбить крупинку ключом от чемодана. Я направился опять к своему карману. Ударивший в лицо ветер чуть не сбил меня с ног, я повернулся спиной к ветру и увидел — обе крупинки обратного роста теперь катились одна за другой к краю пня. Я бросился за ними. Напрасно! Обе скатились с пня. Свесившись с него, я увидел, как одна полетела в океан трав и исчезла. Но другая застряла, повисла и закачалась над травами.
