А поскольку Кеос погиб, со всего разбега влетев в ждущие коричневые объятия, дело оказалось представлено так, будто бы он прикрыл собой непосредственного командира, то есть меня, и вышестоящего начальника, то есть господина старшего вахмистра. За такое дело полагался солдатский Железный крест четвёртой степени, но с дубовыми листьями. Армейские острословы прозвали эту награду «терновым очком».
Посмертно Кеосу вручили этот самый крест. Теперь его семья, если только она у него была, получала права на двойную пенсию. А его имя будет высечено на громадной мраморной плите, где скрупулёзный «Танненберг» отмечает всех погибших в своих рядах и всех награждённых. Надо сказать, что список отмеченных посмертно устрашающе и деморализующе длинен. Но это было уже позже, много позже.
Эту ночь мы провели, что называется, «на костях». Взводу запретили покидать Кримменсхольм. Вместе с прибывшими БМДэшками нам предстояло удерживать деревню, «пока потери не превысят уровень принятой целесообразности».
Экипажи БМД вместе с нами рыли аппарели, вполголоса недобрым словом поминая тыловиков, которые, само собой, не включили во вторую волну тяжёлую сапёрную технику, бульдозеры-грейдеры и тому подобное. Поэтому положенные уставом укрытия копать пришлось в ручную.
Ближе к вечеру инженеры запустили полевой генератор. Кримменсхольм и его окрестности залило ярким, режущим глаза белым светом. Прожекторов было велено не жалеть. Лемуры по-прежнему вели полуночной образ жизни, и снопы слепящего света, по теории, должны были помешать их возможной атаке.
Чего мы ждали? Мы, собственно говоря, ждали прилёта команды Внутренней безопасности, сиречь контрразведки. Так уж как-то получилось, наверное, вследствие аппаратных игр в высшем имперском руководстве, что контрразведка подмяла под себя не только тривиальную ловлю шпионов (очевидно, вследствие малого количества оных; мне ещё ни разу не приходилось слышать о разоблачении хоть одного настоящего шпиона Чужих. Заговорами и восстаниями внутри самой Империи занималось, само собой, гестапо).
И теперь в ведении контрразведки оказалось, помимо всего прочего, и расследование необъяснимых случаев. С одним из каковых мы явно и имели дело здесь, в Кримменсхольме.
Пока тянулась ночь и наши комбинезоны мокли от пота, а лопаты вываливались из перенатруженных рук, в виде особой милости командования нам объявляли общий ход операции «Лемур».
Остальные части «Танненберга», выбросившиеся в угрожаемых местах планеты, успешно провели эвакуацию гражданских. Потерь, за исключением нескольких легкораненых, батальон не имел. Все атаки лемуров были отбиты с большим для тех уроном. И надо же было так сложиться, что с неведомым выпало столкнуться не четырём отлично вышколенным кадровым ротам, а именно нам – роте учебной, которой, по сути говоря и по всем имперским порядкам, в бой идти и вовсе не полагалось. Не полагалось – но только не в случае «непредвиденных обстоятельств, угрожающих жизни и здоровью большого числа имперских граждан».
Мои ребята мало-помалу оправлялись от шока. На ногах остались только я с Мумбой да Глинка. И теперь копать нам пришлось за десятерых. Я поразился, когда к нам неожиданно присоединился господин Клаус-Мария Пферц... Было уже крепко за полночь, а отведённая нам аппарель не была откопана и на четверть. Оно и понятно – где же троим сработать за десятерых?
Господин вахмистр слова тратить не стал, просто встал рядом со мной, с чувством хакнул, вонзая остро отточенную лопату в неподатливую, пронизанную тысячами корней почву Зеты-пять. На мою попытку вытянуться во фронт он ответил только пренебрежительным взмахом руки и столь же пренебрежительно-неразборчивым ворчанием. Работал он, надо признать, не за одного и даже не за двоих, а самое меньшее за троих, так что к утру, когда явился проверяющий помощник начштаба батальона, срочно прилетевший к нам вместе с БМД, наша аппарель выглядела вполне прилично. Во всяком случае, взыскания мы не получили.
Утром, вконец выбившись из сил, мы получили разрешение «отдыхать». Два тела... или две тушки? – были к тому времени у меня давно уже изъяты и дожидались в морозильнике прилёта высоких чинов и экспертов из контрразведки.
Просто удивительно, на что способна пехота, если ей дать в руки по лопате и велеть рыть отсюда и до утра. За ночь вокруг Кримменсхольма возник самый настоящий оборонительный пояс. Улицы, проходы между домами прикрывала вдобавок ко всему и колючая проволока, по которой наш предусмотрительный лейтенант велел пропустить ток от генератора. Крайние дома превратились в настоящие крепости, с пулемётными гнёздами, позициями снайперов (их надобность сейчас мне казалась сомнительной) и сооружёнными из набитых землёй мешков полукапонирами для миномётов и тяжёлых гранатомётов. НМД застыли в аппарелях, высоко задрав хоботы пушек – им предстояло, в случае чего, вести огонь с закрытых позиций.
Дрыхнуть нам дали часа четыре – невиданная щедрость в боевой обстановке – после чего подняли, и притом весьма немилосердно. За ночь в результате ударной работы медиков вернулись в строй Микки с Фатихом, остальные, особенно получившие проникающие ранения стрелами, выбирались не так проворно – как я и ожидал, наконечники у лемуров оказались отравленными, а универсальный антидот справлялся с этой отравой неважно. У Сурендры вдобавок оказалось задето что-то серьёзное, и ему скорее всего светил стационарный госпиталь.
Моё отделение тем не менее выросло до пяти человек Вот-вот должны были выкинуть из медсанчасти и Раздва-кряка. Толку от Селезня в бою наверняка немного, но хотя бы копать-то он сможет!.
– Вставай, ефрейтор. – Надо мной склонился господин штабс-вахмистр. – Вставай, с тобой хотят говорить... люди Иоахима.
Иоахим фон Даркмур, двадцать седьмой барон Даркмур, был главой имперской контрразведки.
И Микки, и Мумба, и Глинка при этом известии как-то странно потупились.
Я вскочил. Заправил как следует под ремень камуфляж, дохнул на кокарду, протёр её рукавом. Надел шлем. Мимоходом оттянул затвор «манлихера», заглянул в казённик – нет ли нагара? А то ещё проверят, в порядке ли оружие содержу... Броню решил было не надевать, но потом подумал, что если представать «в полном боевом», то без неё негоже.
В сопровождении сумрачного Клауса-Марии (бравый вахмистр, как и многие другие боевые солдаты и офицеры, охранку всех и всяческих мастей недолюбливал, солидаризируясь в этом с нашим лейтенантом, предупреждавшим меня о том, что не стоит становиться плохим шпионом из хорошего солдата) я отправился являться.
«Люди Иоахима» прибыли в немалом числе и с чёртовой пропастью всяческой аппаратуры в защитного цвета ребристых металлических кофрах. Можно было только дивиться их оперативности – верно, болтались где-то на орбите в ожидании чего-нибудь эдакого. И дождались.
