Владлен Бахнов - Внимание: АХИ! (Фантастические памфлеты, пародии и юморески)

А теперь мы проезжаем Дино-сквер, пересекаем площадь Динами и выезжаем на самую длинную в мире Дино-Динамиевскую улицу. Теперь справа находится памятник Динами, едущего на коне, а слева — монумент Дино, переплывающего реку.

Гид восторженно описывал красоты столицы, а мимо замочной скважины проплывали то громадный бронзовый сапог, то колоссальное конское копыто, то окна с решеткой.

— Но вот уже видна, — и голос гида стал еще более торжественным, — да, вот уже видна скромная резиденция Великого Попечителя Великой Диктатории Огогондии. Резиденция, которую огогондцы с любовью называют «хижина дядюшки Дино». Ах, ах, какая хижина! Браво, Динами!

И, словно эхо, из хижины донеслось:

— Браво, Динами! Слава Динами! Браво, брависсимо, Дино Динами! — Это дружно кричали солидные ученые мужи.

Они кричали, и взоры их были обращены на массивные, высотою с трехэтажный дом двери. Сейчас они распахнутся, и к ученым выйдет сам Дино.

Но вопреки ожиданиям двери не распахивались. Только в нижнем левом углу этих гигантских дверей для парадных приемов открылись небольшие обычные двери — так сказать, двери на каждый день, — и из них выскочил маленький юркий человек, чей облик никак не вязался с представлением о том самом Дино Динами.

И все же это был он. Тот самый. Великий.

Усики, бородка и даже улыбка на лисьей мордочке Попечителя казались не настоящими, а приклеенными. Но этого никто не замечал. Наоборот, всех умиляло, что Величайший из Великих такой, как все, и носит такую же бородку, как любой огогондский мужчина старше двадцати пяти лет. Всем это нравилось, и никто не вспоминал, что в Огогондии усы и бородки вошли в моду только после того, как их стал носить Дино.

Впрочем, как мы увидим, здесь часто путали причину и следствие.

— Браво, Дино! — еще неистовей заорали ученые, увидев Попечителя. — Слава Солнцеподобному!

— Ну что это такое? — добродушно попытался остановить их Дино. — Ну что вы заладили: «Браво, браво»? Так и зазнаться можно. (Смех в зале.) А я такой же, как все. Равный среди Равных!

— Да здравствует Равный среди Равных! — подхватили присутствующие. — Сто тысяч лет жизни самому Равному!

— Да ну вас, хватит! — махнул рукою Дино.

— Не хватит! — завопили строптивые. — Слава Равнейшему! Ух ты-ы!

(Нужно сказать, что огогондцы вообще любили горячо приветствовать своих попечителей. А тут был особый случай. Сегодня в резиденции собрались представители двух враждующих течений огогондской науки. Справа расположились гуманитологи, слева — конструктарии. И каждая сторона пыталась кричать как можно громче, стараясь, во-первых, заглушить своих противников, а во-вторых, наглядно продемонстрировать свои верноподданнические чувства.)

— Ну ладно, ладно. Попрыгали, повеселились и будет, — Дино произнес эти слова почти так же добродушно, но чуткие ученые, прервав на полуслове приветствия, сразу умолкли. — Что же там у нас на повесточке? О чем толковать будем?

— Сегодня вы, Ваше Равенство, хотели поговорить с учеными гуманитологами и конструктариями о массовом производстве искусственных солдат, — напомнил вежливый безликий секретарь.

— Ага, понятно. Так вот, дорогие мои гуманитологи, конструктарии и всякое такое. Мне нужны солдаты. То есть не мне лично. Мне лично ничего не нужно. Солдаты нужны нашей родной Огогондии. Вы сами знаете, что Колоссалия, Потрясалия и другие Диктатории, отхватив себе настоящие планеты, подсунули Огогондии Солнце. Прибыли от этого Солнца никакой, высадиться на него все равно никто никогда не сможет, так что, скажем прямо, облапошили нашу любимую Огогондию будь здоров!

Конечно, до планет раньше чем через двести лет тоже никто не доберется. Но дело не в этом. Дело в принципе! (Аплодисменты.) Я терпеть не могу исторические несправедливости и никому не позволю обижать мой горячо любимый народ. (Бурные аплодисменты.) Себе, понимаете, планеты, а нам, понимаете, Солнце. Ишь, жулики! (Смех.) Но я добьюсь того, что Огогондия получит все, что ей причитается. Все! И даже больше! Но для этого мне нужны солдаты, солдаты и еще раз солдаты. Мне нужны солдаты, способные пройти сквозь огонь, воду и медные трубы!

И я хотел бы знать, чем конкретно вы, гуманитологи и конструктарии, собираетесь помочь нашей Огогондии?

— Разрешите вам напомнить, Ваше Равенство, — тихо сказал секретарь, — что между гуманитологами и конструктариями существуют разногласия.

— Разногласия? — удивился Дино Динами. — Это даже интересно…

И наступила такая тишина, что казалось, можно было услышать, как Главный конструктарии молится:

«Господи, покарай гуманитошек!»

А Предводитель гуманитологов, полагаясь на более реальные силы, мысленно восклицает:

«О Равный среди Равных, почему конструктарии до сих пор не отправлены на перевоспитание?»

А сидящий в задних рядах молодой ученый Котангенс, с преданным обожанием глядя на Попечителя, думал:

«Сегодня, сейчас вот, наконец-то выяснится, на чьей стороне Дино и правильно ли я сделал, став конструктарием. Прогадал я или не прогадал?»

— Ну что же вы молчите? — нетерпеливо спросил Попечитель.

— Мы не молчим, — одновременно откликнулись Главный конструктарий и Предводитель гуманитологов.

— Так говорите!

— Мы говорим. Ваше Равенство, мы, конструктарии, считаем…

— Ваше Равенство, мы, гуманитологи, полагаем…

— Дорогие ученые, — перебил их Дино, — хоть у меня и два уха, я попросил бы вас выступать по-одиночке. (Почтительный смех в зале.) Пусть начнет гуманитолог.

«Почему гуманитолог первый? — вздрогнул молодой ученый. — Неужели я прогадал?»

— Впрочем, нет, пусть сначала выскажется конструктарий.

«Ух, слава богу», — облегченно вздохнул Котангенс.

— Ваше Равенство, мы, конструктарии, считаем, что для того, чтобы непобедимая армия Огогондии стала еще более непобедимой, нужно создать таких искусственных кибернетических солдат-роботов, которые ничем не отличались бы от людей, но в то же время не ведали бы ни страха, ни сомнений, ни прочих штучек-дрючек.

— Это хорошо. А гуманитологи что думают?

— А мы, гуманитологи, полагаем, что для того, чтобы наша непобедимая армия стала совершенно непобедимой, следует уделять внимание не каким-то там кибернетическим устройствам, а людям. Живым людям! И доводить вышеупомянутых людей следует до такой степени совершенства, чтобы они ничем не отличались от роботов и, следовательно, тоже не знали ни страха, ни сомнений, ни прочих фиглей-миглей.