В проходной фабрики «Химкраска» Усиков предъявил документы, сказал, что прибыл из Москвы и желал бы говорить с директором. Вахтер долго звонил по телефону, подозрительно косился на горлышки бутылок, наконец сказал недовольно:
— Давайте пройдите. Вещи оставьте здесь.
Усиков вытащил из кармана полные бутылки, аккуратно заткнутые пробками, и поставил их на скамейку.
— Закуску тоже оставьте. — Вахтер взглядом указал на судака. — Не положено.
— Не могу! — запротестовал Лева. — Это научное доказательство.
— Так бы и сказали. — Вахтер проводил Усикова до двери; открывая ее, проговорил: — Посидите вон там на скамейке. Сейчас начальник цеха выйдет.
Лева был несколько разочарован. Не будет у него разговора с директором, не будет и с главным инженером. Не велика птица — студент, поговоришь и с начальником цеха.
Он опустился на скамейку, осмотрелся. Двор был небольшой, чистенький, с молодыми деревьями, клумбами, аккуратно подстриженным газоном. Яркий свет прожектора, установленного на крыше двухэтажного здания, заливал весь двор. Прямо перед глазами пестрела квадратная клумба. Цветы оказались знакомыми, но не совсем обычными. В самом деле, мог ли он когда-нибудь встретить голубые розы, бледнозеленые левкои? Кто видел лиловую настурцию или яркосиний пион?
Впрочем, после разноцветных рыб Лева уже ничему не удивлялся. Даже зеленый песок, которым были посыпаны дорожки, и неожиданно пестрая трава, растущая у забора, не вызывали у молодого исследователя особого интереса.
Он видел правильные квадраты разноцветных тканей, прикрепленные к большим фанерным щитам. Вероятно, эти образцы испытывались на выгорание от солнца, как они поведут себя во время дождя, при смене температур и в других условиях. Так предполагал Усиков, рассматривая пестрые щиты.
Судак лежал на скамейке, учащенно дыша синими жабрами, и Леве было его жалко. Рядом стояла бочка с водой, как это часто бывает на заводских дворах в местах, где разрешено курение.
Хотелось бросить рыбу в воду, но Лева не решался, так как не знал, скоро ли придет начальник цеха. При нем неудобно заниматься рыбной ловлей.
— Вы меня ждете?
За спиной Левы стоял высокий худощавый человек в черном рабочем костюме. Усиков вскочил.
Прежде всего ему бросилась в глаза яркомалиновая прядь в белокурых волосах молодого химика. Он действительно был молод, чуть ли не сверстник Левы. Стало легко и радостно. «С этим можно договориться», — тут же подумал он, рассматривая своего нового знакомого. Упрямая складка меж бровей будто надвое разделяла его продолговатое лицо, отчего оно казалось еще более вытянутым. Да и весь он словно тянулся в высоту. У Левы было такое ощущение, что химик стоит перед ним на носках и, вытянув шею, пытается заглянуть через забор.
А он действительно заглядывал через его плечо на диковинную голубую рыбу.
— Из нашей речки? — прежде всего спросил химик, и лицо его вдруг осветилось улыбкой.
Лева смутился. Такое начало ему не понравилось. Во всяком случае, радоваться здесь нечему. Людям хлопоты, а ему веселье.
— Только что поймана рыбаками, — сухо ответил он. — Пришел сюда по их поручению.
Химик уже рассматривал судака, приподнимал жабры, расправлял плавники, царапал ногтем брюшко, чему-то улыбался и вовсе не обращал внимания на делегата от местных рыбаков.
— Другие цвета встречались? — наконец спросил он, подняв веселые глаза.
— Видел малиновую щуку, — отрывисто бросил Лева. — И, если угодно, лилового ерша.
С лица химика сбежала улыбка:
— Простите, милый друг. А вы-то что ершитесь? Не понимаю.
— Я тоже ничего не понимаю! — Лева уже закусил удила. — Людям неприятности. Государству убытки, а вы… это самое… только посмеиваетесь… Проводите меня к директору.
— Его сейчас нет. Я начальник опытного цеха, где производятся новые краски. Не могу ли я быть вам полезен?
— Благодарю вас. — Усиков размашисто сел, как бы приготовившись к обстоятельному разговору. — Почему не поставите фильтры?
— Вот это другое дело! — Химик улыбнулся снова. — Вопрос конкретный. Дело обстоит следующим образом…
И он рассказал Усикову, что новая краска совершенно безвредна, что она начинает применяться даже в пищевой промышленности и что никакое живое существо от нее не испытывает вредных последствий. Говорил, а Лева выжидал подходящий момент для возражений.
— Все это подтверждается опытами, — наконец услышал Лева и не менее убедительно ответил:
— Но никто не хочет есть малиновую щуку. Рыбаки жалуются. Такую рыбу не принимают на базах.
— Не подходит по стандарту, — рассмеялся химик и уже серьезно сказал: — Об этом мы ничего не знали.
— А я вам заявляю!
— Разрешите спросить: кто это «вы»? Представитель рыболовецкой артели?
— Нет, просто советский гражданин.
Начальник цеха удивленно взглянул на Леву. В глазах его он прочел искреннее волнение, молодой задор и твердую уверенность в своей правоте.
— Ну, если так, возражать не приходится. — Он широко развел руками. — Поговорим, может, что и придумаем.
*
Прошло около полутора часов с тех пор, как «инспектор справедливости» побежал На фабрику несмываемых красок защищать природный цвет ершей и судаков.
«Ко всякой бочке гвоздь. Как ему только не надоест… — с тревогой поглядывая на часы, злился Митяй. — Каждый должен заниматься своим делом, а не мешать другим. Только Левка мог такую штуку выкинуть. Подумаешь, инспектор! Нашел себе занятие, нечего сказать».
Женя сидел рядом у костра и строчил письмо в институт. По телефону связаться не удалось. Ребята, оставшиеся в Москве, мучаются, наверное, — надо же им знать, как идут дела у «поисковой группы».
Митяй был обижен и никак не мог простить Журавлихину его покладистость. Настоящий, строгий начальник не стал бы потакать Левкиному сумасбродству.
Рыбаки давно ушли в поселок, спят уже, видно.
Как всегда, в одиннадцать Митяю тоже захотелось спать. Он сладко зевнул, потянулся и с сожалением посмотрел на остатки ужина. Рядом с краюхой хлеба лежала разваренная щучья голова, отливающая ярким перламутровым блеском. К ней не хотелось даже прикасаться, так она была раскрашена, точно в лаборатории. Митяй знал, что при окраске микроскопических срезов пользуются различными химикатами. Клетки животных тканей в зависимости от своего химического состава по-разному воспринимают окраску. Вот и получается разноцветный срез, видимый под микроскопом. Так и сейчас: зубастая пасть окрасилась в розовый цвет, жабры в синий, глаза стали красными, светились, будто угли в костре. Нос, обычно темный, как у всех нормальных щук, отливал небесной голубизной. Все это не очень нравилось Митяю, — привык он к разумному порядку в жизни, и если встречались подобные явления, то к ним он относился весьма подозрительно.
