И о чем же говорят между собой эти корифеи мудрости? Лев прислушался. Не хотелось пропустить ни одного слова.
О пыли говорили. О том, что пыльно на нижних ярусах. Не только квартиры надо вынести оттуда, но и лаборатории. Как-никак в лабораториях проводишь рабочий день, несколько часов дышишь пылью.
Еще о бюро N_16: стоит или не стоит отдавать туда автомат 2214-СТ?
Еще о том, вытесняют ли мемуары роман. И могут ли мемуары быть объективными? Способен ли человек сам о себе рассказать без прикрас и умолчаний, или же инстинктивно будет себя оправдывать, выставлять в самом выгодном свете?
О гипертонии. Так и не научились лечить ее. О болях, ползущих из сердца в левое плечо.
Анджея поддразнивали за то, что некая Жужа не с ним танцевала вчера.
— Какая же женщина пойдет танцевать с ботинками номер 49! — хохотал Вильянова. — Анджей один раз наступит на ногу и оставит калекой на всю жизнь.
А тот, снисходительно ухмыляясь, отмахивался: «Смейтесь, смейтесь, а танцевать пойдет со мной».
На исходе 35-й секунды, не более, чем за десять квартинок до ее конца, дверь стремительно распахнулась, и в зал вошел, почти вбежал, худощавый старик, стройный по-спортивному, с суховатым, но очень подвижным лицом. Это был президент Темпограда Юлий Валентинич Гранатов — глава всех темпорологов Земли.
С Гранатовым Лев познакомился накануне вечером. Президент успел прочесть все присланные материалы, но потребовал, чтобы Лев пересказал и заседание в Академии Времени. Для Льва затруднений не было, он помнил наизусть и речь Юстуса, и всю дискуссию. Затем он вручил президенту черновые записи Юстуса с подчеркнутыми страницами и свою расшифровку, все что успел переписать. Гранатов похвалил память и старательность Льва, но больше всего расспрашивал о прощальной сцене на вокзале, трижды просил повторить каждое слово Юстуса.
— Так и сказал: «Две жизни дороже одной»? Какой молодец! С таким девизом хоть в экспедицию, хоть в бой. Две жизни дороже одной! Какой правильный человек!
И замечание насчет тоитов ему понравилось.
— Конечно, дети! Пачкуны и капризули. Когда вырастут, станут людьми, тогда спасибо скажут.
Льву Гранатов показался чересчур экспансивным. Не вселял уверенности, что сумеет решить проблему спасения целой планеты. По представлениям Льва, крупный ученый должен держаться солидно, уверенно, спокойно… как Ван Тромп, например…
Сегодня Гранатов был столь же порывист, но деловито-порывист. С ходу, не садясь в кресло, оперся руками о стол, окинул взглядом собравшихся и начал без предисловия:
— Катастрофа ожидается 18 июля. Возможно, раньше на несколько дней. Значит, к 10–12 июля должна быть обеспечена безопасность. Каким методом, какой аппаратурой — пока неизвестно. Обозначим через А время для проектирования аппаратуры, через Б — время ее изготовления, время пересылки — В, время воздействия — Г. Пересылка от нас не зависит, она занимает шесть суток. Г от нас зависит косвенно, предположим, что это тоже несколько суток. Б тоже зависит косвенно, но, поскольку изготовлять будут земные заводы, надо дать им достаточно времени — скажем, месяц. Следовательно, 1 июня, не позже, чем 5 июня, мы должны передать им рабочие чертежи. Для нас это эпоха, времени предостаточно. Мы должны неторопливо продумать, как и что соорудить поспешно. Долгие поиски краткого пути — девиз Темпограда.
И, не заглядывая в блокнот, он высыпал на слушателей целые горы цифр: все сведения, которые он получил через Льва, и еще множество других. Льву неведомых.
Первым взял слово Баумгольц. Говорил он короткими, отрывистыми фразами, старательно выражал деловитость на рыхлом лице, но у него деловитость выглядела нарочитой, наигранной, краткость превращалась в сухость; слишком подробные цифры приводились без пояснений, утомляли и проходили мимо сознания. Чувствовалось, что вице-президент очень хочет походить на президента, повторяет его, но без блеска.
— Гибнут братья по разуму, — так начал он. — Мы обязаны приложить все силы для спасения, тут сомнений нет. Трудности — количественного порядка. Установка МЗТ может переправить на Землю примерно тысячу тоитов за указанный срок. Тысячу из двадцати миллионов. Двадцать тысяч установок за полтора месяца промышленность земного шара не изготовит. Какой выход? Я предлагаю построить завод МЗТ в Темпограде. Юлий Валентинич не раз говорил: наш город — голова без рук. У нас есть время думать, нет возможности сделать. Надо перевести в город и руки.
Очень подробно, с расчетами и графиками (и когда он успел их сделать?) Баумгольц рассказал, как можно превратить Темпоград в комбинат по производству установок МЗТ. Правда, пришлось бы свернуть научную работу. При этом Баумгольц произнес неожиданную и непонятную для Льва фразу:
— Все равно дело идет к тому.
— Проблема Б, — быстро произнес Гранатов, как только увидел, что его помощник складывает график.
— Что ты имеешь в виду, Юлий Валентинич?
— Я обозначил проблемой Б транспорт. Мы делаем установки, на планету Той их переправляет Земля. Как только вмешивается Большой мир, темп замедляется. Кроме того, к МЗТ ты добавляешь МВТ — к межзвездному транспорту межвременной. А МВТ — наше узкое место, тоже медлительное и тесное.
— Я предполагал объединить МЗТ и МВТ — наладить прямую связь Темпоград — Той.
— Значит, вводишь икс? Объединение еще не изобретено.
— Для того мы и сидим здесь, чтобы решать иксы, — вмешался Хулио. — Этот надо раскрывать так или иначе. МВТ — наше позорище. Тоже мне современный транспорт: лежишь, исходишь потом, за сердце держишься, в санатории валяешься после этого. Конечно, надо заняться.
— Ты берешься? — спросил Гранатов.
— Возьмусь, если поручишь. Мысли есть кое-какие. Лично я поддерживаю Гельмута.
— Разрешите задать вопрос, — мягко вмешался его сосед, очень худой, смуглый и длиннолицый, всемирно известный психолог Бхакти, как Лев узнал позже. — Я уверен, что мои талантливые коллеги безукоризненно разрешат технические проблемы и двадцать миллионов тоитов будут переправлены на Землю через Темпоград или минуя Темпоград. Но если я правильно понял, в Академии Времени высказывались сомнения насчет целесообразности такой меры.
— Да, сомнения высказывались, — подтвердил Гранатов и включил машину Скептик.
Как и в Космограде, здесь появились на экранах унылые очереди, тоитские женщины с узлами и детишками за спиной, больные на носилках, пустые дома с брошенным хламом, плачущие дети, могилы у дорог, унылый охотник в березовой роще, унылый художник над пестрым журналом, лихие наездники, умыкающие школьниц, и жрецы с факелами…
