— Ты видишь перед собой, мон женераль, — сказал Ахмет, — заместителя полковника Макухина, командира отдельного Джанкойского железнодорожного отряда капитана Керимова. Удовлетворен?
— Завидую, — сказал Коля. — Я так и не дослужился до таких чинов.
— У нас в армии дослужишься. Во времена революции легче всего стать генералом.
— Если правильно выберешь сторону, — сказал Коля.
Лидочка передала ему кусок пирога, и он впился в него белыми ровными зубами.
— Я жутко голодный, — сказал он, — с утра ни маковой росинки.
— Из Феодосии? — спросил Ахмет.
— Оттуда.
— Не боишься?
— Господа, товарищи и просто граждане, — сказал Андрей. — Вы не представляете, как я счастлив, что вы собрались здесь в такую ночь. Я и не мечтал, что увижу здесь всех моих друзей.
Потом Коля вытащил плоскую немецкую фляжку со спиртом, дамы пили вино, но еды было мало. Нина смотрела на брата и все время плакала — Коля даже морщился и сказал наконец:
— Растаешь, сестра!
Потом Андрея уговорили рассказать, как он спасся в Севастополе. И он рассказал всю правду, кроме конца. Он сказал, что в темноте убежал и скрылся. Рассказал он и об удивительной истории с Елисеем Мучеником, который предложил поменяться именами, чтобы спасти Андрея, а спасся в результате сам.
— Боюсь, он знал заранее, что Берестов будет спасен, а его должны расстрелять, — сказал молчавший до того Теодор.
— Вряд ли, — сказал Андрей, — он же торговый агент. И я рад, если он спасся.
— Он не торговый агент, — вдруг сказал Коля. — Он приезжал к нам. Он известный политик, эмиссар меньшевиков.
— Не может быть! — ахнула Лидочка. — Неужели он был так коварен?
— Почему коварен? — сказал Ахмет. — Он купил себе жизнь, а взамен отдал чужую. Хорошая коммерческая сделка.
Андрей смотрел на Колю. Неужели он ничего не знает о втором Берестове? После разговора с Баренцем Андрей почти уверился в том, что именно его гимназический приятель и сосед, полагая, видно, что сам Берестов сгинул, взял себе его имя. И то, что было бы немыслимым в мирное время, в бессмысленной суматохе революции могло сойти, по крайней мере на время, и избавить Колю, к примеру, от немецкой фамилии… Но не мог же Коля надеяться, что его обман не будет в конце концов открыт? Вот полковник Баренц навел справки, вот и сам Андрей уже подозревает Колю. И он сейчас спросит Колю: «Послушай, мне сказали, что ты выступаешь в Севастополе под именем Берестова?» И Коля тогда смешается, покраснеет и вынужден будет признаться.
Андрей понял, что не посмеет задать Коле такой вопрос. Его труднее задать, чем ответить на него. Ну как ты спросишь у старого приятеля: «Ты меня обокрал?» Нет, это немыслимо! А вдруг Андрей ошибается и нанесет Коле несправедливое оскорбление?
Андрей стоял, опустив глаза, и как сквозь шум водопада слышал продолжение разговора.
— Этот полковник Баренц говорил Андрею, — произнесла Лидочка, — что Берестов приближен к Колчаку. И матросы его ненавидят.
— Я бы слышал об этом, — сказал Коля. — Мне как социал-демократу приходится много бывать среди матросов. Они доверяют мне свои секреты. Но я никогда не слышал о Берестове, тем более приближенном к Колчаку.
Андрей наконец осмелился поднять глаза и встретился взглядом с Колей. И тот, глядя в упор, закончил свою мысль:
— Впрочем, я не бывал в окружении Колчака и не знаю, кто там к кому приближен.
— Все равно он обманщик и мерзавец! — со злостью сказала Нина. — Я бы его задушила вот этими руками!
Она протянула над столом тонкие слабые руки, и Андрей понял, что ей не задушить и цыпленка. Но он так и не понял, имела ли она в виду лже-Берестова или коварного бунтовщика Мученика.
* * *
Ахмет поднялся — стройный, невысокий, но кажущийся выше ростом от того, как он прямо держал спину и чуть закидывал назад голову. Он надел фуражку, привычно, будто всю жизнь ходил в военной форме, проверил ребром ладони, точно ли по центру оказалась кокарда — белый полумесяц на красном кружке. Затем наклонился, поднимая саблю.
Все смотрели на него, как смотрят товарищи на актера, гримирующегося, чтобы выйти на сцену.
— Я буду в Джанкое, — сказал он. — Завтра мы вышибем оттуда большевиков.
Он пожал всем руки — поцеловал Лидочку в щеку и сказал:
— Прости, Андрюша, у нас в Париже такой обычай.
Последним он попрощался с Колей.
— Я не верю, Беккер, — сказал он, — что ты дезертир. Не твоя это специальность. Ты должен быть с сильными. И если ты не с нами, то, всего вернее, ты агент большевиков и тебя прислали в Симферополь, чтобы убить нашего премьера Сейдамета.
— Ахмет! — воскликнул Коля.
— Он шутит, шутит! — испугалась Нина, которая кожей почувствовала опасность.
— Или убить меня, — закончил Ахмет с улыбкой. — Я ведь тоже большой начальник в нашей деревне. До встречи, господа!
После ухода Ахмета некоторое время стояла тишина. Нарушил ее Коля Беккер.
— Я думаю, мы с Ниной тоже откланяемся, — сказал он.
— Может, зайдешь завтра? — сказал Андрей, которому не хотелось задерживать Колю. С уходом Ахмета людей осталось слишком мало, чтобы сохранялось ощущение праздника.
— Я постараюсь, — сказал Коля. — У меня много дел. Мне не хотелось говорить этого при Ахмете, но я представляю Центрофлот. Надеюсь, это останется между нами?
После ухода Беккеров Лидочка зажгла еще одну свечу и поставила ее возле елки.
— Я ночую у вас, — сказал Теодор как само собой разумеющееся. — По улице ходить опасно.
— Конечно, конечно, — сказала Лидочка. — Я вам постелю в комнате Марии Павловны.
Лидочка убирала со стола и потом мыла посуду, хотя ей интереснее было бы остаться с мужчинами. Но ее не догадались позвать, хотя никто, конечно, и не погнал бы прочь. Лидочка не хотела возвращаться без приглашения. В этом была ее неуверенность в себе и в собственном праве быть такой же, как мужчины. Это преодолевается не сразу. Из гостиной до нее доносились голоса: неровный, порой взволнованный голос Андрея и чуть монотонный, низкий — Теодора, голоса эти складывались в некую музыку беседы.
Закипел чайник, и Лидочка заварила чай.
— Мы так ничего и не решили, — сказал Андрей, когда Лидочка вернулась в гостиную.
— Мы не можем рисковать вами, — сказал Теодор, — у нас слишком мало молодых агентов.
Слово «агент» неприятно покоробило Лидочку.
— Теодор предлагает нам отправиться в будущее. Он считает, что нас ничего здесь не держит, — сказал Андрей.