«Что это на тебя нашло? — размышляла Джулиана. — Пока не придумал этот „марш“, ходил как неприкаянный. А теперь прыгаешь по комнате, ошалев от радости. Что в самом деле тебе нужно? Ты бы мог спокойно смыться, бросив меня здесь. Да я и не стала бы тебя удерживать, мне не впервой».
— Это твой заработок? — Она кивнула на конверт. — Сбережения? — Денег в конверте было слишком много. Впрочем, говорят, на востоке их куры не клюют. — Мне случалось разговаривать с водителями грузовиков. Им…
— С чего ты взяла, что я водитель? — перебил ее Джо, одеваясь. — У меня в этом рейсе другая работа. Я охраняю груз от бандитов, а прикидываюсь вторым водителем, дрыхнущим в кабине. — Он рухнул в кресло, откинул голову, приоткрыл рот и захрапел, — Понятно?
Вдруг она увидела в его руке нож — тонкий, вроде кухонного для чистки картофеля. «О господи! — испугалась Джулиана. — Откуда он взялся? Из рукава? Из воздуха?»
— Вот почему меня приняли в Фольксваген. Служебная анкета помогла. Во время войны мы столкнулись с Хазельденом и его коммандос. — Черные глаза Джо заблестели, — Угадай, кто в конце концов прикончил полковника? Как-то ночью, спустя несколько месяцев после каирской битвы, мы встретились с англичанами на Ниле. У них кончился бензил, и Хазельден с четырьмя людьми из «дезерт труп» напал на нас. Я стоял часовым. Хазельден подполз как змея, весь в черной краске, даже руки. В этот раз у них не было проволоки, только гранаты и автоматы. Слишком шумное оружие. Он попытался сломать мне шею, да не вышло, — Джо вскочил и, хохоча, бросился к Джулиане. — Давай собирайся. Позвони в спортзал, скажи, что берешь отпуск на несколько дней.
Рассказ показался Джулиане неубедительным. «Какие бандиты? — недоумевала она. Ей никогда не приходилось слышать, чтобы проходящие через Каньон-Сити грузовики с Восточного побережья сопровождала профессиональная охрана из бывших солдат. — Может, он и в США никогда не жил? И в Северной Африке не был, не сражался на стороне Оси и вообще не воевал? Просто сочинил романтическую историю, чтобы запудрить мне мозги? Не исключено, он сумасшедший… Смешно, — подумала Джулиана, — спрашивается, зачем мне дзюдо, если я не пытаюсь защититься? Защититься — от чего? От посягательства на невинность? Нет, — сказала она себе, — на жизнь. Впрочем, скорее всего, он просто полунищий макаронник, всю жизнь месивший грязь в мечтах о шикарной жизни. Теперь ударится в загул, промотает денежки и вернется в свое болото. А помочь ему в этом должна шикарная баба».
— Хорошо, — сказала она. — я позвоню в спортзал.
По пути в коридор, где стоял телефон, Джулиана думала: «Ну ладно, он оденет меня с иголочки и поселит в роскошном отеле. Каждый мужик мечтает хотя бы раз в жизни пройтись с хорошо одетой женщиной, пусть даже самому придется раскошелиться и нарядить ее. Наверное, такой кутеж — давнишняя мечта Джо Чиннаделлы. А ведь он умный — умеет заглянуть в душу. Стоит мне увидеть мужественного парня, как начинается мандраж. Это еще Фрэнк замечал. Потому-то мы и расстались. Потому-то я и маюсь последние годы и не доверяю никому».
Вернувшись, Джулиана увидела, что Джо снова углубился в «Саранчу». Читая, он морщил лоб и не замечай ничего вокруг.
— Кажется, ты хотел, чтобы я ее прочла? — сказала она.
— Давай по дороге, — не отрываясь от страницы, буркнул он.
— Ты собираешься вести? Но ведь это моя машина.
Он не ответил. Похоже, просто не услышат.
Стоя возле кассы. Роберт Чилдэн поглядел на высокого, худощавого, темноволосого человека, переступившего порог магазина.
Гость был в костюме, недавно вышедшем из моды, в руке держат плетеную корзину. Мелкий торговец. Однако вместо заискивающей улыбки на его лине было решительное, даже мрачное выражение. Он скорее напоминал водопроводчика или электрика.
Проводив до дверей покупателя, Чилдэн обратился к вошедшему:
— Вы от кого?
— «Эдфрэнк. Ювелирные изделия», — пробормотал худощавый и поставил корзину на прилавок.
— Никогда не слыхал.
Делая множество лишних движений, торговец отстегнул и поднял крышку корзины.
— Ручная работа. Каждое изделие — уникально. Медь, латунь, серебро. Даже кованое и вороненое железо.
Чилдэн заглянул в корзину, увидел блеск металла на черном бархате.
— Спасибо. Это не по моей части.
— Но ведь это американское искусство. Современное.
Отрицательно покачав головой, Чилдэн отошел к кассе.
Некоторое время посетитель возился со своими поделками и корзиной. Похоже, он не знал, что делать дальше. Сложив руки на груди, Чилдэн наблюдал за ним, думая о предстоящих делах. В два часа — встреча с покупателем, просившим показать несколько чашек раннего периода. В три из университетской лаборатории вернется очередная партия товара, отправленная на экспертизу. За две недели, после того грязного инцидента с кольтом сорок четвертого калибра, он проверил уйму вещей.
— Это не покрытие, — сказал торговец, протягивая Чилдэну браслет. — Цельная медь.
Чилдэн кивнул. Торговец еще немного поторчит в магазине, позвякивая безделушками, и уйдет.
Зазвонил телефон. Чилдэн взял трубку. Клиент справлялся об очень дорогом старинном кресле-качалке, которое Чилдэн взялся реставрировать, но не управился в срок. Пришлось оправдываться. Глядя сквозь витрину на проносящиеся машины, он успокаивал заказчика и уговаривал повременить. Наконец умиротворенный клиент повесил трубку.
«Нет, — сказал себе Чилдэн, мысленно возвращаясь к злосчастному кольту, — впредь никаких сомнительных сделок».
Теперь он без прежнего трепета смотрел на свой товар. Происшествия вроде этого глубоко западают в душу, подобно впечатлениям раннего детства. Открывают глаза. «Такое чувство, будто под сомнением оказалась подлинность не товаров, а моего свидетельства о рождении или моих воспоминаний об отце. Или, к примеру, о ФДР. Я лично могу не помнить Рузвельта, но во мне живет его собирательный образ, созданный со слов многих людей, легенда, незаметно проникшая в сознание. Словно легенда о Чиппендейле. Или Хэпплуайте. Или о том, что таким-то серебряным ножом (вилкой, ложкой) пользовался Авраам Линкольн».
А за соседним прилавком все еще возился незадачливый торговец.
— Мы можем делать бижутерию на заказ, — сипло произнес он. — На любой вкус. Если вашим клиентам захочется чего-нибудь этакого. — Худощавый откашлялся, глядя то на Чилдэна, то на вещицу, которую держал в руках.
Чилдэн улыбался и молчал.
«Это не мое дело, — подумал он, — Пусть сам ломает голову, как убраться отсюда, не потеряв лица. Кой черт тебя дернул пойти в торговцы? Ах, как нам неудобно. Ну ничего, всем живется несладко. Взгляни хотя бы на меня. Весь день уходит на япошек вроде Тагоми. А им ничего не стоит щелкнуть тебя по носу — достаточно изменить гласную в твоей фамилии».
