– Да.
– Хорошо. Все записывай на пленку, но ничего не передавай по сети оповещения, пока я тебе не скажу.
Наступила пауза, и Руиз представил себе, как она советуется с техниками Глубокого Сердца, чтобы убедиться, что может выполнить его просьбу.
– Хорошо, я сделаю, как ты сказал, – ответила она.
Руиз не стал поддаваться искушению глубоко вздохнуть и пошел дальше следом за генчем.
Он вел его прочь от населенных туннелей, сквозь грубые извилистые проходы, полные древностей и странных вещей. Красная биолюминесценция почти не видна была в этих туннелях, словно организмы, которые давали свет в этих местах, питались вонью отбросов и померли с голоду.
В некоторых местах генч шел менее уверенно, словно феромонная сеть была здесь больше нарушена, чем в остальных местах. Руиз время от времени вдыхал чистый воздух, чтобы голова чуть прояснялась.
Они пришли к тому месту, где крыша поднималась вверх, а туннель расширялся и становился словно огромным залом. Руиз вскоре понял, что видит перед собой ряды амфитеатра. Скамьи были обращены к дальней стороне зала, такого темного и мрачного, и Руиз прищурил глаза, пытаясь разглядеть огромный зловещий силуэт, который стоял там.
Неожиданно он понял, что с обоих сторон от него что-то происходит, почувствовал движение, шорохи и мягкие шаги, вздохи людей, которые пытаются затаить дыхание, но не могут сделать этого как следует. Он посмотрел на восходящие ряды и увидел, что на них движутся силуэты, многие сотни их. Он остановился и присел, взяв оружие наизготовку.
– Кто они? – спросил он задрожавшим голосом.
Генч остановился, и его глазные пятна слились вместе и сосредоточились на Руизе.
– Тут никого нет, Руиз Ав.
– Я тоже никого не вижу, – сказал клон Низы.
Руиз медленно выпрямился… Но иллюзия того, что в пещере вместе с ним была огромная толпа, продолжалась.
– Что это за место? – спросил он генча.
– Это то место, где родилась Машина-Орфей, – ответил он.
Руиз сделал шаг вперед. В дальнем конце пещеры нездоровый зеленый свет словно собрался сопливыми сгустками. Постепенно этот свет высветил массивный предмет.
Машина-Орфей была ростом с четырех человек, поставленных друг на друга, а в ширину она составляла десять метров. На ее передней панели было нарисовано лицо, огромное и страшное, но черты его жили независимой жизнью, пульсируя сами по себе. Сперва Руиз не понял, что происходит. Он только видел выражение лица – хитрое и коварное безумие.
Он придвинулся немного поближе, и теперь он увидел, откуда исходит движение. Передняя панель Машины была составлена из мешанины ног, рук и торсов, все они были соединены вместе и составляли страшные черты Машины. Тут и там под омерзительной коркой плоти проглядывал блестящий металл Машины.
То, что Руиз сперва принял за морщины, были просто щели между частями тел. В узоре, который образовывали тела, была своя симметрия. В этом узоре не было ничего случайного и уродливого, чем очень отличались слуги генчей. По мере того, как он приближался к Машине, он начинал видеть логику этого узора. Скулы были составлены из узловатых сплетений рук, мышцы которых нервно подергивались. Лоб состоял из гладких тонких линий женских ног. Глаза были похожи на рисунок пуантилиста: они состояли из настоящих глаз, тысяч глаз: светло-голубые глаза составляли белок глаза, а черные – зрачок. Каждый мигающий глаз создавал впечатление отдельного сознания, от этого мутилось в голове. Безгубый рот зиял ухмылкой, и Руиз увидел, что зубами в этом рту были белокурые детские головки, покачивающиеся в каком-то неестественном экстазе.
Тут и там на этом лице были заплаты из кожи генчей, из которой торчали сенсорные пучки.
Руиз почувствовал себя невероятно скверно и болезненно. Увидеть Машину-Орфей – означало немедленно возжелать уничтожить ее, и он поневоле подивился, каким образом она прожила столько столетий. А потом он стал думать, кто же мог ее создать.
Наверное, он заговорил вслух, потому что генч ответил своим шепотным голосом.
– Религиозный порыв – тот аспект человеческого поведения, который я не могу понять и даже не пытаюсь. Когда мы впервые поняли, что Суук становится миром человека, и забрали человеческие существа с поверхности, чтобы превратить их в своих слуг, они превратились вместо него в жертвы всяческий безумий и маний. И это была одна из их религиозных попыток – создать киборга, который сочетал бы в себе одновременно черты и генча и человека. Сделать себе бога. Сотворить кумира. Они до какой-то степени преуспели, надо сказать. Мы анализировали это событие и пришли к выводу, что у них получилось такое создание, потому что они не понимали невозможность синтеза человека и генча… Здесь они создали эту Машину, здесь они впервые стали ей поклоняться.
Руки Руиза сжались на прикладе огнемета. Он снова и снова говорил себе, что то, на что он смотрит – это иллюзия, то, что прошло и давно умерло.
Машина улыбнулась еще шире и сказала, не шевеля губами:
– Я мертва?
Голос был бы глубоким и звучным, если бы не был таким тихим. Руиз почувствовал раскаты этого голоса в костях и в крови.
Этот тишайший звук вызвал в нем такую бурю омерзения, что он за трясся от гнева и дрожащими руками наполовину поднял и нацелил огнемет.
– Нет! – предупредил генч. – Сопротивляйся иллюзиям! Призраки Машины работают на то, чтобы смутить тебя. Если ты потеряешь контроль над собой, ты откроешь свое местопребывание солдатам, которых твой враг расставил тут в засаде у входа в святилище Машины. Или твое оружие всего-навсего обрушит потолок. Слуги наши отказываются ухаживать за этими переходами – на них тоже влияют призраки.
– Хорошо, – сказал Руиз и опустил огнемет.
Он подошел к страшной физиономии, и с каждым шагом он открывал для себя новую чудовищность. Когда он подошел совсем близко, рот Машины открылся в беззвучном злорадном вопле, и маленькие головки, которые составляли его зубы, повернулись, чтобы посмотреть на него. Они смотрели на него с бессмысленной злобой, крохотные зубы щелкали в неровном ритме.
– Это чересчур, – сказал Руиз.
Он прочистил атмосферу своего шлема чистым кислородом и закрыл вентили, впускающие наружный воздух.
Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы прочистить легкие от мозгового огня.
Машина медленно поблекла, хотя не окончательно, став прозрачным неподвижным изображением, которое смутно мерцало и уже не казалось угрожающим.
Руиз подумал о том, что сказал ему генч, и включил огонь своего фонарика на шлеме. Он посмотрел на крышу двери и увидел провисшие балки из топленого камня и сплавов, которые только слегка поддерживались двумя центральными колоннами из металла, да и те крепко проржавели.
