Никогда прежде я не видела никого похожего на нее. Она была так красива. В ее лице читалось всё сострадание, на которое способна женщина. Она не остановилась ни на секунду.
— Шарлота! — воскликнула она. — Шарлота… ох, почему вы не спасли его! Он ведь любит вас! — затем она повернулась к Гарри. — Это не должно случиться! Ему нельзя идти одному. Я спасу его, пусть даже за…
С этими словами она бросилась к Гарри. Всё случилось в одно мгновение. Ее руки потянулись к расплывающемуся силуэту Гарри и белому свечению. Что за великолепная, пылкая девушка… Их очертания смешались: туманный силуэт ее красивого тела и бледное, изнуренное лицо Гарри. Вспышка света, белая нить, дрожь — и они исчезли.
Следующее, что я помню, — это сильные руки моего брата Хобарта. Он дал мне воды, которую принес для Гарри. Он был ужасно расстроен, но очень сдержан. Поднеся стакан к моим губам, он сказал:
— Не волнуйся, не волнуйся. Теперь я знаю. Думаю, что знаю. Я вошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как они уходят. Я слышал колокол. Гарри в безопасности. Это Нервина. Я вытащу Гарри. Мы разгадаем «Слепое пятно».
Глава XIX
Повествование переходит к Хобарту Фентону
Сейчас же, в самом начале, мне лучше честно сказать то, что читатель наверняка скоро и сам заподозрит: я — очень простой, прозаический, прямолинейный человек, инженер-строитель по образованию и во многом совершенно не похож на того, кто составил первое описание «Слепого пятна».
Гарри уже был с этим связан. Он из семьи людей искусства. Думаю, он выбрал профессию юриста в надежде на правдивость одной старой пословицы: «Единственная определенная черта законодательства — его неопределенность». Потому как он души не чаял во всём таинственном и непознанном. Неопределенность вызывала у него приятное волнение, и очень удачно, что он был честным малым, потому что в противном случае из него получился бы весьма опасный мошенник.
Отметьте, что, говоря о своем старом друге, я употребляю прошедшее время. Я прибегаю к нему в интересах сугубо научной точности, дабы удовлетворить тех, кто вздумает утверждать, что, исчезнув из поля людской видимости и слышимости, Гарри Вендел перестал существовать.
Однако в моем сердце живет твердая уверенность, что он до сих пор жив и здоров.
Через час после его поразительного исчезновения мы с моей сестрой Шарлотой отправились в отель и, несмотря на ужасную суть случившегося, смогли отдохнуть в течение нескольких часов.
На следующее утро Шарлота заявила, что вполне в силах обсудить сложившееся положением. Мы не стали терять время даром.
Однако же напомню, что я провел почти весь предыдущий год в Южной Америке, где заканчивал строительство оросительной системы. Так что я был крайне мало осведомлен о том, что происходило в этот промежуток времени. С другой стороны, мы с Гарри так и не сочли уместным рассказать всё, что знали, Шарлоте (а это, как я теперь вижу, стоило бы сделать).
Итак, мы буквально набросились на рукопись, оставленную Гарри. К тому моменту, как мы закончили чтение, лично я успел прийти к одному твердому выводу.
— Я убежден, — сказал я, — что этот незнакомец — Рамда Авек — отъявленный мерзавец. Невзирая на его дружелюбные манеры, я полагаю, что он, и только он, в ответе за умышленное похищение профессора Холкомба. Как следствие, этот же Рамда собственной персоной — весьма ценный ключ к спасению Гарри из его нынешнего затруднительного положения.
Обратившись к заметкам Гарри, я отметил для себя то обстоятельство что, хотя Авека не раз видели на улицах Сан-Франциско, полиции до сих пор не удалось его схватить. Это могло означать, что он обладал возможностью по своему желанию становится невидимым.
— Только, — поспешил добавить я, — пойми меня правильно, я не считаю его кем-то вроде фокусника или колдуна, ничего подобного. Я скорее склонен полагать, что он просто посвящен в некую научную тайну, не более чудесную в сущности своей, чем, скажем, радио. Он просто узнал ее раньше остальных, вот и всё.
— А эта женщина, по твоему мнению, тоже человек?
— Нервина? — я задумался. — Возможно, ты знаешь эту часть истории лучше меня.
— Я знаю только, — медленно проговорила она, — что она пришла ко мне и сказала, что Гарри скоро меня навестит. И я почему-то совсем не ревновала к ней, Хобарт. — Потом она добавила: — И в то же время я способна понять, почему Гарри мог… мог влюбиться в нее. Она… она очень красивая.
Шарлота — храбрая девочка. Ее голос звучал так же ровно, как и мой.
Затем мы обсудили исчезновение Чика Уотсона. Эти подробности уже известны читателю из рассказа Гарри, равно как и то, что произошло с Куин, его австралийской овчаркой. Как и остальные случаи, этот сопровождался одним-единственным ударом огромного невидимого колокола — Гарри называл его «Колоколом Слепого пятна». Он уже упоминал мое мнение, что этот звук обозначал закрытие портала в неведомое… окончание определенного сочетания условий, которые вызывают голубую точку на потолке, луч раскаленного света и исчезновение того, кто окажется в зоне поражения. Тот факт, что самого колокола нигде не было, нисколько не поколебал мою уверенность.
Итак, мы дошли до последнего исчезновения — того, что унесло прочь Гарри. Шарлоте удалось сохранить голос по-прежнему твердым, когда она сказала:
— Они с Нервиной исчезли вместе. Я обернулась в ту самую секунду, когда она ворвалась в комнату, крича: «Ему нельзя идти одному. Я спасу его, пусть даже за…». Вот и все, что она сказала, прежде чем… это случилось.
— Ты не заметила нигде Рамды?
— Нет.
И с тех пор мы его не видели и не слышали о нем. До того момента, как нам удастся выйти на него, эта ценная подсказка была для нас недосягаема. Так что мы располагали лишь одной путеводной нитью — кольцом, которое теперь Шарлота носила на пальце.
Я зажег спичку и поднес ее к камню. Как и много раз до этого, он проявил свое самое поразительное качество. Лишь слегка нагревшись, поверхность его затуманилась, потом диковинным образом прояснилась вновь, открывая нашим изумленным взглядам далекие миниатюрные изображения четверых пленников «Слепого пятна».
Я даже не пытаюсь это объяснить. Так или иначе, этот камень обладает способностью, словно телескоп, позволить наблюдателю вблизи рассмотреть четверых наших пропавших друзей. Кроме того, изображение в нем настолько крупно и детальное, что не может быть никаких сомнений: доктор Холкомб, Чик Уотсон, Куин и Гарри Вендел именно что отображаются — а не заключены! — в камне. Не скажу также, что мы лицезрели лишь их изображение, нет, мы видели именно их самих.
Важно также понимать, что в камне они выглядят живыми. Видно лишь головы и плечи мужчин, но живость их лиц не позволяет ошибиться. Если допустить, что эти четверо попали в «Слепое пятно» (где бы оно ни находилось), а также что кольцо есть некое необъяснимое окно между тем местом и нашим постылым миром, то, по всей видимости, можно предположить, что все они всё еще живы.
— Я уверена в этом! — заявила Шарлота, заставив себя тоскливо улыбнуться живому отражению своего возлюбленного. — И, думаю, Гарри был совершенно прав, что отдал мне кольцо на хранение.
— Почему?
— Ну, помимо всего прочего, потому что на меня оно действует совсем не так, как на него. Хобарт, я склонна считать это обстоятельство весьма значимым. Если бы только Чик об этом знал, он бы не настаивал на том, чтобы его носил Гарри, а потом…
— Ничего не поделаешь, — быстро перебил ее я. — Чик не знал, он лишь был уверен, что кто-то — КТО-ТО — должен это кольцо носить, что оно обязано оставаться собственностью людей. Более того, как бы Рамда Авек ни желал его получить — и как бы ни желала Нервина, — кольцом невозможно завладеть при помощи силы (никто не ведает почему).
Шарлоту пробрала дрожь.
— Боюсь, здесь все-таки есть нечто потустороннее.
— Ничего подобного, — уверенность в этом не покидала меня ни на секунду. — Эта вещь — подтвержденный факт, такой же неоспоримый, как подводная лодка. В нем нет ничего сверхъестественного. Раз уж на то пошло, я лично сомневаюсь в существовании ЧЕГО-ЛИБО сверхъестественного. Любой феномен, на первый взгляд такой волшебный, становится весьма банальным, стоит только его объяснить. Не правда ли, ты и сама уже начинаешь привыкать к этому кольцу?
