Мила заупрямилась.
– Просто ты не можешь быть таким как он. Признайся в этом самому себе.
– Очнись! Ты никак не хочешь понять, что Рихард – программа. Они так промыли тебе мозги, что теперь ты готова на все, лишь бы твой робот к тебе вернулся. Мила… – Он понизил голос. – Тебя это не пугает?
– Нет. Меня ты пугаешь. Рихард не избивал людей. Он не прятался от полиции. Ему не надо было бродить среди домов, пытаясь запутать следы, бросать на стоянках машины, пересаживаться из одной авиетки в другую, ночевать в чужих домах и планировать преступление.
– Черт! Черт!
Мила почувствовала, каким трудным усилием воли Айвен подавил в себе желание залепить ей пощечину. – Пойми: я не так уж плох! Мы с тобой разные, конечно… Мне трудно объяснить тебе все, что я чувствую. И думаю, даже при помощи биосивера ты не в силах ощутить всего, что сейчас происходит здесь. – Он ударил себя в грудь.
– И слава богу, – сказала Мила. – Иначе было бы одним сумасшедшим больше.
Айвен покачал головой.
– Ты не понимаешь! Почему ты не понимаешь? Что они с тобой сделали? Вы все мертвые на этой планете! Вы готовы согласиться на все, чтобы продолжать играть в детские игры. Это иллюзии! Иллюзии! Надо взрослеть!
– В том, что делает правительство, нет ничего плохого, – сказала Мила. – Они хотят, чтобы люди были счастливы. К сожалению, на Терре-три есть преступность – пережиток Страшных Времен, особенно в восточных регионах. Люди крадут, люди убивают!.. Но этого становится меньше и меньше! В Никте и других крупных городах уже много лет спокойно.
– Это путь в никуда! Ты пытаешься убедить себя в том, что переделывать людям мозги – гуманно и справедливо! Но ты ведь сама в это не веришь! Зачем лицемерие? Я же вижу твои мысли! Я вижу их благодаря твоему гребаному правительству!
– Нет… – слабо взмолилась она.
– Я вижу!.. – простонал Айвен.
В этот миг плотина, которую она всеми силами удерживала, рухнула, и боль Айвена хлынула в ее сердце. Мила выплеснула рыдания и, вскинув руки, схватилась за голову. Айвен обнял ее и крепко прижал к себе.
Они стояли на краю безлюдной площади, а над ними проносились авиетки. Мила плакала. Она все еще пыталась дать отпор, но не могла больше сказать ни слова. Она ощущала, как успокаивается Айвен, как внутри него растекается теплое чувство благодарности за иллюзию понимания, за эфемерную поддержку.
– Ты сумасшедший, – наконец сказала она, утирая слезы. – Мало того, что мы стоим на одной из главных площадей города, так еще и внимание к себе привлекаем. По-твоему возможно обмануть полицию? Они накроют нас в любую минуту.
Силы понемногу возвращались к ней.
– Логично, – ответил Смит. – Нам надо идти.
Он взял ее за руку, и они зашагали дальше.
* * *
Мила никак не могла разорвать этот канал. Она читала каждую мысль Айвена, и не было среди них ни одной, что хоть сколько-нибудь касалась ее.
Теперь в его воображении возникали люди, склонившиеся над столом. Они о чем-то совещались, спорили, смотрели на монитор. Бывшие сослуживцы, верные товарищи, Айвен хорошо знал каждого. Иногда их лица начинали мелькать вразнобой, он перебирал друзей в памяти, словно пытаясь определиться, кто из них надежнее и полезнее.
Потом внутреннему взору представали большие белые помещения. Что это? Операционные? Похоже, да. Он пытался представить себе всю систему изнутри.
Вот мужчина в халате, руки Айвена держат его за грудки. Это тот самый оператор «Счастливой семьи», человек из Киберлайф…
Затем появилось высокое заостренное здание, напоминающее Башню Правительства.
И вдруг все образы смело взрывом.
Рука Айвена ослабела. Он замедлил ход.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Мила, заметив крупные капли пота на его бледном лице.
– Со мной все в порядке, – ответил он и снова ускорил шаг.
Они свернули и оказались на узкой улице, в это время дня совершенно пустынной. Дорожное покрытие сменилось на пористый звукопоглощающий полиуретан. По обеим сторонам улицы в шахматном порядке стояли ряды одинаковых многоэтажных домов. Стандартное тонированное стекло, минимализм, никаких цоколей, ни единого дерева вдоль тротуара. «Жилой квартал «Каисса». Улица № 5» – гласил указатель.
Мила питала стойкую антипатию к большим городам с их нарочитой геометрической правильностью, не допускающей индивидуальности, к толпам горожан таким же безликим. Но пустынная улица этого района произвела на нее особенно гнетущее впечатление.
Навесы климатеров закрывали небо и слегка моросили. Солнечные лучи, проникавшие в это царство вечной тени, кое-где порождали радугу, казавшуюся чем-то инородным и неуместным среди тусклой серости. Стерильная чистота воздуха вызывала ощущение пребывания вне материального мира, которое усиливалось из-за окружающей тишины. Даже шаги Милы и Айвена по мягкому полиуретановому покрытию были беззвучными.
– Как они тут живут? – невольно вырвалось у Милы. От запаха антисептиков ее стало тошнить.
– Они не замечают, – сказал Айвен мрачно.
В его словах Мила услышала намек на то, что и в ее жизни землянину Айвену Смиту многое кажется противоестественным, как и в террионской политике. Всегда ли она разумна, оптимальна и справедлива, как заявляет лозунг на Доме Правительства? Так ли нужна программа Киберлайф? Внезапно Миле захотелось сказать что-нибудь в оправдание. Нет, не политики. Кто она такая, чтобы рассуждать на государственном уровне? Но Терра ее дом, террионцы – соседи, даже эти из Нана, что живут в унылом районе.
– Айвен, – сказала она, – думаю, им просто некогда это замечать. Здесь район для тех, кто большую часть времени проводит на работе. В таких местах есть все необходимое, хоть минимализм может показаться тягостным, но в этом чувствуется наследие первых поселенцев. Их стиля жизни.
– Район мертвецов, – бросил Айвен. – Я не таким представлял себе будущее.
– А что ты представлял? Марширующих по твоей команде майоров?
Она задела его за живое. Боль в его животе проснулась, проникла в сердце и стала распространяться к горлу. Но он не сказал ни слова. Только шаги его стали более нервными, словно ему хотелось втоптать боль в дорогу, но полиуретан гасил звуки и отнимал всякую возможность выплеснуть обиду.
– Прости, – сказала Мила.
Она прикусила язык и, мысленно обозвав себя идиоткой, вновь тесно прильнула к каналу, связывающему ее с Айвеном. Постаралась дать ему почувствовать, что раскаивается в сказанной колкости, но вместе с тем не допускает примирения с его планами и действиями. Но его обида исчезла сама собой, она просто рассеялась в пустоте. А где-то внутри был другой Айвен, равнодушный и к обидам, и к Миле, и просто не желавший тратить время на подобные мелочи. Он был сосредоточен на единственной цели: взорвать систему уничтожения личности. Такое название он дал Новой Системе.
