Ознакомительная версия.
– Хорошо, Жигонда, сейчас буду, – откликнулся принц. И, обращаясь к друзьям, грустно улыбнулся. – Ну, я пойду. Увидимся…
– Да, увидимся, – Алан постарался, чтобы голос не дрогнул.
Проводив взглядом Рилонду (в дверях прощально блеснули золотые звезды на плаще), Дайо тоже заторопился:
– И нам пора. Пойдем, Энита. Алан, до завтра.
– Удачи…
Когда в коридоре стих стук каблучков Эниты, Алан сглотнул какой-то странный острый комок, образовавшийся в горле, и придвинулся поближе к иллюминатору.
«Галилей» мягко приземлился посередине круглой ровной площади, очевидно, предназначенной для торжественных встреч, освещенной прожекторами. Высота расположения иллюминатора обеспечивала хороший обзор, и Алан увидел пять флагштоков с развевающимися флагами пяти планет, почетный караул – военных в темно-серой форме, оркестр и небольшую трибуну для гостей, чуть поодаль – номийских дипломатов и представителей прессы, вооруженных различными видами съемочных устройств. Внизу, у начала алой ковровой дорожки, глав государств ожидал господин А-Тох – круглолицый, невысокий, худощавого сложения человечек средних лет с коротким ершиком жестких темных волос.
Межпланетный дипломатический протокол для уравнивания статуса правителей Вселенной предписывал встречать их по алфавиту – в соответствии с названиями планет, поэтому первой из звездолета вышла атонская делегация – король Гаренда и принц Рилонда чуть впереди остальных. Председатель Главной Партии зашагал по ковру навстречу, и на середине дорожки поздоровался с монархом и наследником по номийскому обычаю: взяв в обе руки кисти рук гостей, сложенные лодочкой. Затем господин А-Тох, любезно улыбаясь, указал в направлении трибуны, и, отступив на шаг, лично сопроводил прибывших к ее подножию. Почетный караул отсалютовал оружием, оркестр заиграл марш, который Алану не было слышно; атонцы поклоном поприветствовали свой флаг – темно-синее полотнище с большой золотой звездой – и поднялись на трибуну.
Пока Алан разглядывал флаги: вергийский – коричневые и оранжевые зигзаги по диагонали, эйринский – три горизонтальных полосы: белая, желтая, зеленая; земной флаг ООН – карта Земли на голубом поле в обрамлении оливковых ветвей и номийский – однотонный, ярко-бордовый – все прочие делегации в том же порядке оказались на трибуне. После этого господин А-Тох сказал краткую приветственную речь, и, еще раз поклонившись гостям, дал команду начальнику почетного караула. Строй военных, равняясь на трибуну, прошествовал мимо нее торжественным маршем.
Церемония встречи подошла к концу: на площадь начали медленно въезжать новенькие, блестящие автомобили для глав планет и микроавтобусы для сопровождающих лиц. Делегации по очереди спустились с трибуны, разместились в транспорте, и стройная колонна удалились с территории космопорта в гостиничный комплекс. Господин А-Тох уехал в последней машине. Организованно покинули летное поле журналисты.
Алан вернулся в каюту, взял свою сумку, спустился в грузовой отсек за Ником и через минуту уже стоял у выхода, где собрались работники «Галилея». Автобус ожидал их, и после короткого путешествия земляне оказались у ворот своей гостиницы. Аккуратное пятиэтажное здание внутри поражало чистотой – безупречной, блестящей, почти неестественной. Зарегистрировавшись у портье, такого же коренастого, круглолицего и любезно улыбающегося, как и господин А-Тох, Алан разместил в специальном помещении Ника, поужинал в буфете и поднялся в свою комнату – двухместный номер, оформленный в непривычном стиле – обилие прозрачных и блестящих металлических деталей на стенах и мебели, который ему снова предстояло делить с Саидом. Делать было нечего, подъем предстоял ранний, поэтому он улегся на кровать, и, видимо, от накопившейся усталости заснул почти мгновенно.
Впервые за много-много дней, проснувшись, Алан увидел за окном яркий свет – нет, не солнечный – свет Дэи, номийской звезды. Она медленно, плавно поднималась в небе над крышами зданий, лучи вспыхивали в проемах, разбивались, разбрызгивались о стекла, сверкающими каплями оседали на металлической отделке номера, пробуждая давно забытое ощущение надежности и устойчивости от притяжения планеты, ощущение твердой, незыблемой, надежной поверхности. И хотя Алан хотел и был готов провести большую часть своей жизни в космосе, все же это ощущение было очень приятным – словно возвращение домой.
По пути на работу он рассматривал гостиничный комплекс: здания для представителей других планет были точно такими же, в каком жили земляне: невысокими и очень аккуратными. Аккуратность и безупречная чистота царили повсюду: на идеально подстриженных газонах травинка прилегала к травинке, кроны деревьев имели безукоризненные геометрические формы, а на дорожках, вымытых до блеска, очевидно, ночью, при всем желании нельзя было найти ни единой пылинки. Основное, двенадцатиэтажное, здание, украшали множество крытых стеклянных балконов и прозрачный купол.
Столовая и кухня располагались на втором этаже; огромный зал вмещал множество столиков с белоснежными скатертями, рассчитанных на четыре персоны. К завтраку накрывали вместе с официантами – номийцами, походившими друг на друга, как близнецы; невысокие, с одинаковыми светло-карими глазами и короткими стрижками – ежиками, они бесшумно скользили между столами, любезно улыбаясь и кланяясь, однако в разговоры с представителями других планет не вступали.
Места принца, Эниты и Дайо оказались так далеко от столов, которые обслуживал Алан, что он смог только кивнуть и помахать друзьям из противоположного конца зала. После завтрака за Энитой заехала подруга, работавшая в зоопарке, и девушка удалилась к своим краксам, а Алан вместе с остальными официантами расположился на стуле, чтобы прямо здесь, в столовой, понаблюдать за транслировавшейся на большом настенном экране церемонией открытия саммита.
Церемония состояла из торжественного приветствия и пресс-конференции. Делегации выстроились на высоком подиуме в зале приемов, заполненном журналистами, каждая под своим флагом, и началось исполнение гимнов планет-участников. Атонский гимн, страстный, эмоциональный, сменился размеренным, величественным земным. Вергийский был больше похож на марш, номийский – на спокойную лирическую песню. Но больше всего Алану понравился эйринский – яркая, ликующая мелодия со вспышками мажорных аккордов – сгустков жизнерадостной энергии. В отличие от остальных гимнов, исполнявшихся мужчинами, эйринский пела молодая девушка – голосом настолько звонким и будто искрящимся, что Алан на секунду мысленно перенесся на Землю и словно ощутил сияющее солнечное тепло на лице, на щеках…
Ознакомительная версия.
