Да Сильва насупился.
— Так вы говорите, что Гомец утверждает… — начал он и умолк. — Не знаю, к сожалению, подробностей экспертизы… Однако возможно, Гомец ошибается, — в голосе хозяина прозвучала нотка надежды.
— Он слывет знающим специалистом.
Хозяин надолго задумался.
— Собственно… это уже не имеет значения. Я только напрасно забиваю вам головы глупыми предположениями. В ближайшие дни мы узнаем правду. Главное — уже не удастся скрыть, что в институте Барта творятся довольно странные вещи… и что общественное мнение потрясено обнаруженными фактами. Должен сказать, что пока все складывается удачно. Даже ваш сегодняшний приезд и сообщение Игнацио… Даже то, что Марио остался в институте. А что если вам, сеньор адвокат, сегодня вечером нанести визит Боннару? Нельзя упускать времени и… подходящего случая.
— Мы как раз туда едем. Втроем…
Да Сильва благодарно взглянул на меня.
— Вижу, сеньор адвокат отлично разбирается в обстановке…
— О том, что Марио в институте, мы знали уже в полдень, — вставила сеньора Долорес. — Сеньор Эспиноза получил известие… и мы приехали, чтобы забрать Марио.
Хозяин с трудом сдержал удивление.
— У вас отличные осведомители. Примите мои поздравления! — деланно рассмеялся он. — Неужели падре…
Я подумал, что пришло время поставить точку над i, чтобы избежать двусмысленного положения, которое наверняка вызовет встреча Долорес с Катариной.
— Я получил это сообщение от сеньорины Дали, — спокойно объяснил я. — Не исключено, что мы встретим ее у Боннара.
Хозяин внимательно посмотрел на меня, словно хотел прочесть но моим глазам, что я думаю в этот момент.
— А… сеньорина Дали в курсе дела? — спросил он, акцентируя последние слова.
— Думаю, полностью, — Ответил я тем же тоном и машинально взглянул на Альберди.
В уголках губ священника затаилась ироническая усмешка.
Было уже совсем темно, когда мы выехали из «Каса гранде».
Луна еще не взошла, и огни фар разрезали тьму длинными снопами света, ломающимися на каждом повороте о стволы деревьев и придорожные кусты.
Все молчали. Только сидящий рядом со мной Альберди отрывисто указывал направление, впрочем, совершенно излишне, так как я уже неплохо ориентировался в здешние местах.
Здание института имени Барта не было освещено. Лишь на первом этаже в остекленном холле горели затемненные ночные лампы.
Я остановил машину у подъезда. Только когда мы вышли, я заметил, что Долорес еле жива от волнения, а может быть, даже страха. Она судорожно вцепилась в мою руку, я почувствовал, как ее бьет нервная дрожь. Надо сказать, я и сам бессознательно поддался этой атмосфере напряженности, тем более что мне предстоял особый разговор с Катариной и Боннаром.
Зато Альберди держался не только совершенно спокойно, но даже по сравнению с пассивным поведением в «Каса гранде» словно бы ожил. Опередив нас, он первым поднялся по ступеням и, не дожидаясь, когда мы подойдем к двери, позвонил.
Пришлось довольно долго ждать. Потом зажглись два ярких прожектора, которые ослепляли настолько, что лишь спустя несколько секунд, заслонив глаза ладонью, я смог различить какую-то высокую фигуру, стоявшую на лестнице. Мужчина, не подходя к двери, осмотрел нас, потом куда-то исчез.
Прожекторы погасли. Прошло еще несколько минут. Сеньора де Лима дрожала все сильнее, и я уже начинал подумывать, не отвезти ли ее в «Каса гранде». Я попытался было заикнуться об этом, но встретил бурные возражения с ее стороны.
Наконец в холле загорелся нормальный свет и из бокового коридора вышла Катарина в сопровождении молодого широкоплечего индейца, одетого в темную рубаху и серые рабочие брюки. Мужчина что-то, говорил Катарине, недоверчиво поглядывая в нашу сторону. Вероятно, Катарина втолковывала ему, что опасаться нечего, так как спустя немного времени он ушел и стеклянные двери перед нами раскрылись.
Мы вошли в холл. Катарина встретила нас кивком головы, но не произнесла ни слова. Альберди и сеньора де Лима тоже молчали, не зная, как себя держать.
— Не очень-то любезно вы встречаете гостей, — сказал я, прерывая неприятное молчание. — Словно в осажденной крепости.
Катарина взглянула мне в глаза, на ее губах появилась ироническая улыбка.
— Действительно, — сказала она. — Ты угадал. Час назад камнями выбили стекла в кабинете профессора Боннара…
— У вас хоть охрана-то хорошая? — спросил я.
Катарина пожала плечами. Я еще никогда не видел ее в таком состоянии.
— Профессор пытался дозвониться до полицейского участка, но телефоны не работают. Видимо, линия оборвана. Правда, здесь есть коротковолновый передатчик, но ведь нельзя объявлять тревогу из-за единственного инцидента.
— А персонал?
— В институте живет несколько человек. Остальные работники, к сожалению, уехали. Завтра праздник… Ты должен был приехать один! — неожиданно переменила она тему.
— Сеньора де Лима сама хочет забрать сына, — поспешил я ответить, чтобы не оказаться в двусмысленном положении. — Не следует оставлять здесь мальчика. Особенно при сложившихся обстоятельствах… Кроме того, пора, пожалуй, до конца разобраться с делом Браго. Мы знаем, что Хозе… — я многозначительно замолчал.
Катарина смерила меня взглядом.
— Не знаю, куда ты клонишь, Фил. Я не имею права говорить от имени профессора Боннара, я тут такой же гость, как и ты, — она искоса взглянула на Долорес, — но думаю, ситуация действительно такова, что пора сыграть в открытую, — последние слова прозвучали угрозой.
— Я приехала сюда за своим ребенком и не уйду, пока мне его не отдадут, — подала голос сеньора де Лима. — Никто не имеет права его задерживать!
— Кого вы пытаетесь оскорбить? Вы разговаривали с сыном? Могу вас уверить, что никто его здесь не держит, — Катарина начинала приходить в свое обычное состояние.
— Марио должен вернуться домой! Сегодня же! Почему вы молчите, сеньор? — в отчаянии Долорес искала у меня поддержки.
— Я провожу вас к нему, — выручила меня Катарина. — Или, если хотите, скажу, чтобы он спустился к вам. Однако, я думаю, будет лучше, если сначала мы спокойно поговорим о вашем сыне.
— Что-нибудь случилось? — испугалась Долорес.
— Нет, нет. Но хотелось бы избежать некоторых недоразумений. Может быть, мы сядем? — Катарина указала на кресла в глубине холла.
— Не знаю, о каких недоразумениях вы говорите, — вздохнула сеньора де Лима, садясь. По тону, которым это было сказано, нетрудно было понять, что она только пытается сохранить хотя бы внешнее спокойствие.
