— Ты знаешь, что у нее за груз? — удивленно спросил я.
— Неточно. У меня есть подозрения. Но об этом я не могу тебе сказать. Пока. До тех пор, пока я не буду знать, что потерпел неудачу и груз достанется вам. Я могу ошибаться. Но на ней может вообще не быть груза.
— Ты думаешь, что груз был с Хормона, — настаивал я.
— Нет, — ответил он. — "Потерянная Звезда" никогда не заходила на Хор. Если там есть груз, то он оттуда, что в настоящее время не существует. — Он улыбнулся. — С Мэйстрида.
Он встал. И я встал с ним, пожав руку вновь. Она была легкой и до смешного нереальной.
— Увидимся, — пообещал он.
— Надеюсь.
— Кувио передаст устройство для нашего совместного полета. Мы стартуем рано утром.
Он ушел, а я остался. Ив вглядывалась в меня.
— В чем дело? — спросил я. — Удивляешься, почему я продал твоего босса маленьким зеленым человечкам? Предательство по отношению к Титусу Шарло или что-то еще?
Она игнорировала мои скверные манеры.
— Что такое Мэйстрид? — спросила она.
— Не знаю, — сказал я. — Англизированная форма хормонского слова. Может быть, название мира. Нужно спросить у англоговорящего хормонца, я думаю.
— Ты не спросил у Алахака.
— Он не хотел, чтобы я спрашивал.
— А что он говорил раньше об изменениях своего мозга? Я не поняла.
— У хормонцев секционный мозг, — объяснил я. — Память у них идеальная — они никогда и ничего не забывают. Они сортируют и классифицируют свои воспоминания, и держат их отдельно в банках памяти — которые Алахак назвал ячейками. Их сознание за раз может изучать одну секцию. Их мозг существует во всех ячейках, но когда ячейки переполняются, их мозг становится все меньше и меньше. Постепенно он раскалывается, прекращает существование. Это — смерть. Из принципа — это их обычай — хормонцы выбирают смерть до того, как достигнут того уровня, или когда условия становятся подходящими. Как дело чести им нравится во время смерти совершить что-то полезное. Каждый хормонец хочет оставить о себе память, как о погибшем герое.
— Поэтому Алахак считает, что "Потерянная Звезда" — разновидность ритуального исхода?
Я вздрогнул.
— Что-то вроде этого. Я полагал, что он выберет менее гласный способ ухода. Но последние два года оставили на нем большую отметину. Он не совсем тот, каким я знал его раньше.
— Ты не выглядишь печальным, — сказала она, поколебавшись. — Если этот человек твой друг, и он сказал, что собирается через несколько дней умереть…
— Меня это не печалит, — просто сказал я. — И его тоже.
— Но он — чужак. — Она сказала, не подумав.
— Поэтому он подчеркнуто вежлив. Он имеет право спокойно принять свою смерть. А я нет, не так ли? По-твоему я должен устроить представление. Я должен кричать, как делают обыватели и как они учат своих детей. Это был более хормонский пример лицемерия, чем людской. Я не буду убиваться по Алахаку.
— Ты даже не попрощался с ним, — обвиняла она.
— В этом нет необходимости, — сказал я. — Пока. Он знает, что я буду рядом, когда он умрет. Тогда мы и попрощаемся.
Она покачала головой, отказываясь понимать.
14
Когда мы с Ив вышли из здания, то инстинктивно остановились, почувствовав прохладный воздух. Ив посмотрела в темнеющее небо, а я огляделся по сторонам, затем на противоположную сторону, где чужак в скафандре смотрел прямо на меня. Он стоял прямо, и его лицо было закрыто шлемом, но по его положению я понял, что он смотрит на меня, и что он меня узнал. Затем его рука потянулась к поясу. Мне не нужно было долго раздумывать, чтобы сообразить, что сейчас произойдет. Швырнув Ив на землю, я метнулся вправо. Казалось, я все делал очень быстро, но события разворачивались еще быстрее. Оружие в руке чужака следовало за мной по ходу движения, затем раздался выстрел. Я нырнул, но скорее всего опоздал бы, если бы он выстрелил сразу. Луч оплавил стену в нескольких дюймах от меня. Я покатился, весь в кирпичной пыли, но не раненный.
Для повторной попытки у фигуры в скафандре времени не осталось. Его подстрелил кто-то, стоявший в дверях отеля. Полиция сработала необыкновенно оперативно и качественно.
Взмокший, я встал на ноги и медленно пошел назад. Коп уже помогал встать Ив.
— Спасибо, — поблагодарил я, принимая ее из его рук. Мы все перешли улицу для опознания трупа.
— С этим, о'кей, — лаконично заметил коп, жуя жвачку; он выглядел гордо, потому что предотвратил убийство. — Это я его достал.
— Вы чертовски вовремя вышли из двери, — сказал я. — Вы следили за ним? Или за нами?
— Мы защищаем граждан, — ответил он.
— И сегодня вы должны защищать нас.
— Кажется, так, — согласился он. — Может быть, кто-то знал, что вам понадобится помощь. Вы прилетели на новоалександрийской птице? Собираетесь похитить золото "Карадок"? — Ботинком он зацепил скафандр и перевернул тело на спину.
— Кроколид, — сказал он, не спеша, ленивым тоном. — На этом континенте у нас три колонии под куполами, в которых они обитают. Они не часто выходят оттуда, необходим скафандр. Некоторые из них работают в порту… Только на грязной работе.
— Грязная работа — наиболее надежная, — подтвердил я.
— Он поджидал нас, — сказала Ив, не веря в это. Она всегда вела тихую и неприметную жизнь. Она не могла вообразить, что по ней будут стрелять.
— Вероятно, — сказал я. — «Карадок» решила, что я слишком легко от нее отделался на Новом Риме. Или может быть, они считают, что я неблагодарен, поскольку слишком быстро смогу вернуться в Течение. А возможно, они полагают, что мне нужен урок — я наклонился к копу, который раздевал чужака. — Никаких намеков на то, кто оплатил его труды?
— А вы как думаете? — презрительно ответил он.
— Мне хотелось бы знать, заплатили ему за то, чтобы он попал, или за то, чтобы промахнулся? — сказал я.
— Братишка, если бы я был на твоем месте, то поостерегся бы, конфиденциально сказал он. Я не видел, кому была выгодна моя смерть, чтобы нанять убийцу. Я не сделал ничего такого, чтобы вызвать ненависть «Карадок». Как громко, заинтересовался я, Шарло распространялся о достоинствах "Хохлатого Лебедя"? Сколько раз думала «Карадок» над тем, как прервать наши поиски "Потерянной Звезды"?
Толпа увеличивалась.
— Мы можем идти? — спросил я. — Или нам необходима тень закона в кильватере?
— Я пойду с вами, — сказал он. — Фургон только что вынырнул из-за угла. Мы можем оставить все правосудию.
Он осмотрительно проводил нас до корабля. Всякий раз, когда я оглядывался, оглядывался и он.
Я был рад убраться из порта. Может быть Холстхэммер проклятый мир, в котором люди палят почем зря каждый день в году. Я бывал раньше на подобных мирах. Но никогда не было причин для стрельбы. Только дети, у которых нет достаточно ума и талантов, способны играть в подобные игры. Мне же не улыбалось быть мишенью.
