Перед Конкордией Аристарховной лежал плоский конверт.
Она улыбнулась мне, но в выцветших глазах пряталась тень усталости и морщинки на шее с утра выглядели особенно густыми.
Засыпая, я вижу вновь,
что балконная дверь чуть приоткрыта,
и кисейную тюль
в окно, где пыльный июль,
выдувает капризный сквозняк...
Конкордия Аристарховна внимательно смотрела на меня.
...этот странный мотив
позабыть не могу я никак...
Чуть заметно покачивая головой в такт музыке, Конкордия Аристарховна улыбнулась.
Ах, Рио-Рита!
Как высоко плыла ты над нами
через страх и озноб, через восторг побед, —
Аргентины далекой привет!
Ах, Рио-Рита! Как плескалось алое знамя!
В нашей юной стране был каждый счастлив вдвойне, —
Где все это?
– Не было и нет, – улыбнулась Конкордия Аристарховна.
– Здесь часто ставят такие мелодии.
– Хочу сделать вам подарок.
Костенурка вежливо улыбнулась.
Она не видела молоденькую (студентка, наверное) распространительницу спринт-лотереи, уверенно приближающуюся к нашему столику. Не видела, но улыбнулась в ответ на мои слова:
– Да, да. Я слышала, что вы иногда промышляете мелкими чудесами.
– Не обязательно мелкими. Может, вам не хватает денег на лекарства? – поддразнил я. – Пенсии нынче маленькие, а лекарства дорогие. Даже поддельные. Впрочем, – засмеялся я, – подозреваю, что денег вы от меня не примете.
– Правильно подозреваете.
– А если я предложу что-то другое?
Ах, Рио-Рита!
Пустота, прочел я ее мысли.
Правильно говорят о свойствах пустоты.
Никакой фантазии – вот главное свойство пустоты.
Не знаю, что Конкордия Аристарховна имела в виду, но, кажется, бывшие мужья открыли ей много истин. И подарили всего не мало. Теперь у нее хватало денег на лекарства – на самые дорогие, патентованные, и сами лекарства были, но мне хотелось развеселить ее.
Или себя. Не знаю.
Настроившись, я уловил ее мысли.
У нее сегодня день рождения. Она думала о маме.
Да, о маме. О своей маме. Нет, ничего определенного. Просто мысли. Ведь все было страшно давно. В те мифические времена, когда детей еще находили в капусте, а иногда аист их приносил, а иногда говорили: ветром надуло. Маме Конкордии Аристарховны дочку вот так – ветром надуло. Но день рождения Конкордия Аристарховна собиралась отметить торжественно. Дома – при свечах и фотографиях. Она накроет стол на семь персон и подаст особенные слоеные пирожки, которые не часто позволяешь себе в конце даже такой долгой жизни.
Стол на семь персон.
Но, конечно, сядет она одна.
Свойства пустоты трудно переоценить, прочел я костенуркины мысли.
Вечером с нею будут полковник СС в черной форме, советник Муссолини – в оливковой. Еще дизайнер из Нью-Йорка и даже мальчишка-комсомолец, с которым она провела ночь перед заданием.
Само собой, мама.
Седьмого я пока не видел.
– Вот кому нужен подарок!
Я изумленно посмотрел на костенурку.
Нет, она не читала моих мыслей. Просто увидела распространительницу спринт-лотереи – молоденькую, длинноногую. У студентки точно не было денег на лекарства, к счастью, болезней тоже пока не было. На мир она смотрела с высоты своего возраста, то есть с некоторой завистью, но снисходительно. С ее точки зрения и я и столетняя костенурка родились в один день. Самка гиббона, самец гиббона. Она страстно мечтала всучить нам пару своих дурацких билетиков. Вся цвела, улыбалась, нежные ямочки круглились на щечках, темные пряди красиво падали на виски.Пляшет на одной ножке довольный торговец рисом. Обманул умного человека на четыре кулака.
– Выиграйте машину!
Она обращалась ко мне.
– Спасибо. У меня есть машина.
– Ну, выиграйте квартиру в Москве, – посмотрела она на Конкордию Аристарховну.
Костенурка улыбнулась еще благожелательнее:
– Спасибо. У меня есть квартира даже в Нью-Йорке.
– Даже в Нью-Йорке! – Студентка зачарованно уставилась на костенурку.
Впрочем, восхищение в ней мешалось с тайным неодобрением. «В чем вы храните свои сбережения?» – «В мечтах». Квартиру в Нью-Йорке нужно иметь молодым и веселым, считала студентка, чтобы хватало сил бродить по бродвейским театрикам и пить капучино. Ну, не важно, что пить. Там видно будет. И отгонять взглядом веселых похотливых афроамериканцев. Зачем такое старым бабушкам и дедушкам? Студентка этого искренне не понимала. Зачем квартира в Нью-Йорке глупой старушке, а хорошая машина – сытому пожилому придурку? «Наверное, эта бабка, – уважительно подумала она о Конкордии Аристарховне, – своего богатого американского мужа задушила узкими тоненькими лапками».
Она завидовала.
Она еще не понимала своей силы.
Она еще не знала, ей в голову не приходило, что красивые длинные ноги и девятнадцать лет значат гораздо больше, чем квартира в Нью-Йорке или мощная «хонда» в нашем городе, когда тебе валит уже... ну, не важно... мысль понятна... Длинные молодые ноги – лучший рычаг. Таким рычагом самого Архимеда можно лишить точки опоры.
Ну, так помогите ей, подмигнула Конкордия Аристарховна.
И одновременно вспомнила, что у нее сгорел электрический утюг.
Не проблема, конечно, но к вещам привыкаешь. Утюг был маленький, тяжеленький, с надежным разбрызгивателем. Я так и увидел эту маленькую вещь. И вот утюг сгорел. Так сказать, родилась еще одна недействующая вещь. Когда в квартире скапливается много таких вещей, квартира умирает.
Засыпая, я вижу вновь, что балконная дверь чуть приоткрыта...
– Хотите новый утюг?
Костенурка улыбнулась.
– Ой, у вас день рождения? – догадалась студентка.
И радостно затараторила, раскладывая на столике билеты:
– Купите вашей бабушке штук десять билетов. – Она обращалась ко мне. – Когда билет не один, обязательно выиграете!
Она осуждала костенурку.
Зачем такой богатой бабке утюг? К ней, наверное, приходят девчонки из соцслужб. Погладят плохо, конечно, зато им и платят немного. Это Раскольникову здорово был нужен утюг, вспомнила студентка, или топор, или что-то другое тяжелое, в лекциях не раз об этом упоминали. Бабке-то зачем? Гладить кружевные ночнушки? Ладно, пусть пользуется, если выиграет, великодушно решила студентка. У стариков все как в последний раз.
