Сайрус указал на стул. Престин, не споря, сел. Он остро ощущал все эти лягушачьи глаза, разглядывающие его с типичной хоншиевской неэмоциональностью; их страх перед человеческим пленником ослаб из-за их числа и того, что они окружили его.
— Ну? — сказал он.
— Желтый круг — это точное расположение узловой точки, Престин. — Жесткий голос из громкоговорителя заполнил комнату резким эхом. — Ты будешь переносить эти драгоценности через него. Ты будешь делать это для графини, и они будет тобой очень довольна.
— Интересное положение, — спокойно сказал Престин. Он чувствовал себя дурно. — Но вы забыли одну вещь. Я не могу переносить вещи силой воли. Я не знаю, как это делается.
— Мы научим тебя, Престин. Ты можешь делать это, это значит, что у тебя ум Переносчика. С тем оснащением, что есть у тебя, тебя можно научить. Я слышал об этой девушке, Апджон. Ты будешь хорошо работать для графини.
— Пока я не буду таким же измученным беднягой, как Грейвс?
— Тебе предлагали альтернативу.
Сайрус выкатил вперед установленный на тележке распределительный щит, покрытый прозрачными высоковольтными переключателями, амперметрами, вольтметрами, измерительными приборами, значение которых ускользнуло от Престина, и электродами на расширяющихся проводах. Сайрус поднял электрод и начал разматывать его. Он сказал Престину:
— Это не причинит мне той боли, которую оно причинит тебе. — Он опять хихикнул.
Престин почувствовал, как к его рту подступила тошнота. Он сглотнул, закрыл рот попытался встать, но стражники Хонши держали его, пока Сайрус затягивал электроды вокруг его рук, ног и спины. Его одежда прошла через многие испытания с тех пор, как он приземлился в Риме; это было ее последним унижением. Теперь он был одет в лохмотья. К тому же, у него отросла борода.
Чувство юмора Сайруса теперь пробуждало в нем только кровавое желание бить, рвать и убивать.
— Перенеси эти драгоценности через узловую точку, Престин! — металлический голос пронзил его, как пневматическая дрель.
— Я не могу! — в ужасе сказал он, пытаясь вырваться.
Электрический ток ударил его. Он замер в своей позе, оглушенный, с глазами, похожими на бильярдные шары. Тут был больше, чем просто электрический ток; он чувствовал свой мозг, как отдельную сущность, как отдельную от его тела вещь, как яйцо, жарящееся на сковородке.
Стражники Хонши держали его в толстых резиновых перчатках. Он смотрел вниз, его голова клонилась, его рот истекал слюной, пока ток проходил через него. Он никогда не сознавал, что что-либо может причинять такую сильную боль.
Когда это закончилось, он свалился на стул, как пластиковый пакет, из которого вылили воду.
— Это было одновременно для того, чтобы воодушевить тебя и помочь тебе, Престин. — Безличность голоса в громкоговорителе оскорбляла Престина; он предпочел бы кого-то, на ком он мог бы сфокусировать свою ненависть. Ненависть к громкоговорителю и телекамере была верным путем в сумасшедший дом.
— Я не знаю, что делать! — сказал он, и слышал, и испытывал отвращение, и боялся ноты мольбы в его голосе.
Ток ударил его снова.
Он тяжело опустился на стул, когда он закончился, дрожа и чувствуя, как пот стекает с его лба.
— Что мне делать? — крикнул он.
Ток…
— Попробуй, престин. Мы поможем тебе. Сфокусируй свои мысли на драгоценностях. Используй свой божественный дар! Перенеси их! Сделай это, Престин!
Ток ударил его… и он сделал это.
Драгоценности исчезли.
— Ах! — сказал Сайрус.
— Я, — сказал отдаленный стальной голос с безмерным самоудовлетворением, — всегда говорил, что палка сильнее, чем морковь, в любое время.
С кружащейся головой, дурно себя чувствующий и с болью во всем теле, Престин помотал головой.
— Это убедительная демонстрация — но это не всегда так!
Его беспричинно ударил ток, и он застыл неподвижно. Когда он прошел, жесткий юный голос сказал:
— Это было за дерзость. Я не потерплю этого от падали.
Следующие драгоценности были положены точно в желтый круг.
Он не понял, как он сделал это, и не представлял себе, как он сможет перенести их вновь без этого дьявольского электрического — и более чем электрического — тока. Он посмотрел на драгоценности. Они сверкали ледяным блеском. Юный голос сказал:
— Переноси, Роберт Инфэми! — и ток бросил его в узы агонии.
Он перенес драгоценные камни.
— Хорошо. Ты скоро будешь переносить без моей помощи. Но всегда помни, Роберт Инфэми, когда ты будешь переносить в будущем — это я помог тебе. Ты должен благодарить меня за это, Престин. Я надеюсь, ты благодарен.
— У меня нет никаких сомнений, — сказал Престин. — У меня нет никаких сомнений, что я найду способ отплатить тебе.
Они экспериментировали с Престином.
Они получали удовольствие от своей работы. Они увеличивали свои усилия, приказывая ему переносить, постепенно повышая объем и вес, подстегивая его стимулирующими машинными электрическими — и более чем электрическими — ударами тока, побуждая его к большей продуктивности.
Когда он совершил перенос в третий раз и его пришлось приводить в чувство водой и током, они отпустили его. Хонши утащили его прочь, бросили на тюфяк в маленькой душной комнате и оставили там разлагаться; его голова была словно ведро с горящими помоями. Он спал, словно его накачали наркотиками, как, можно сказать, и было — он был вырублен мертвым ходом своих усилий. Он лежал там, где они оставили его, и едва шевелился.
Он не знал, сколько прошло времени, когда он проснулся. Почти сразу же, все-таки, когда он сел и с непристойным восклицанием приложил руки к голове, он ощутил голод, жажду и боль. В его голове было такое ощущение, словно ее верхнюю часть неуклюже отпилил и пришил подмастерье. Оно напоминало ему о той стальной полоске, кружившей над его головой на автостоянке, когда их готов был раздавить вертолет. Ему, наверное, пришлось потрудиться, чтобы перенести себя; в то же время он ничего не заметил, когда отправил в это сумасшедшее место Фритси.
Затем он услышал стаккато пулеметного огня.
Из-за двери раздавались пронзительные голоса. Люди кричали, и он слышал злобные «Хошу! Хошу!», говорившие ему о том, что стражники Хонши ввязались в игру с дьяволом.
Дверь с треском распахнулась, впустив ослепляющую вспышку света. Он заслонил глаза, ожидая, что будет сразу же убит. Темные фигуры на ощупь вошли внутрь, и он услышал взволнованные голоса, говорившие: «Давай! Пошли!» Они тараторили на итальянском, французском, немецком, испанском, английском и каких-то еще языках, крича где-то за дверью.
