Вдруг Суинертон с изумленным возгласом остановился, Биолог едва обращал внимание на великолепный небосвод. Его глаза наткнулись на пучок зеленого лишайника. Жизнь — в этой обледеневшей от вечного холода пустыне!
Почти машинально он подобрал кусок металла с углублением в нем и положил немного лишайника в этот природный сосуд для того, чтобы исследовать его потом под микроскопом.
Они оставались недолго. Капитан Атвелл сделал целую серию снимков этих странных, вызывающих дрожь мест, и отряд пошел обратно. И вдруг обогревательный прибор капитана перегорел. Только он и защищал его от смертельного холода. Атвелл побежал, чтобы согреться в движении. Фон Целль и Суинертон последнюю милю тащили его под руки, он весь закоченел.
Его принесли на корабль бесчувственным и обмороженным. Парлетти раздел его и хорошо растер. Очнулся он всего лишь с сильным насморком.
— Опять обманули смерть, верно, ребята? — сказал он, усмехаясь.
Тут мы начали смеяться над Суинертоном. Он в отчаянии смотрел на свой ранец. Оттуда капала серебристая ртуть. Металлический кусок, подобранный им для своих драгоценных лишайников, был замерзшей ртутью с Ночной стороны. Здесь, конечно, она вернулась к жидкому состоянию, раздавив его образцы.
Фон Целль задыхался от смеха.
— Я знал это все время! — охал он, держась за бока. — Я знал, что это ртуть! Я не мог удержаться, чтобы не дать вам торжественно унести то, что станет потом горстью жидкости!
А потом, прежде чем Суинертон был окончательно добит и готов заплакать от огорчения, фон Целль открыл свой ранец и достал пучок лишайников, бережно принесенных на куске более прочного металла.
Суинертон определил позже, что лишайник был скопищем холодоустойчивых спор, случайно занесенных на Ночную сторону и терпеливо ждавших прикосновения оживляющего солнечного луча. Они ждали, вероятно, уже столетия. Неужели они будут ждать целую Вечность, ждать Солнца, которое никогда не взойдет. Эта мысль привела нас в ужас. Жизнь, частью которой являемся и мы, бросает вызов Вечности.
Но всем нам был одинаково ненавистен вид ртути, капавшей из Суинертонова ранца. Она напоминала нам об озере вокруг нас, на дне которого погребено наше горючее.
Алло, Венерианская Вторая! Поздравляем с благополучной посадкой. Эта новость попала к нам через радиостанцию Земли.
День сто сорок девятый.
После этого мы стали вовсе избегать и Дневной, и Ночной сторон. Единственная обитаемая часть Меркурия — узкая Сумеречная зона, идущая вокруг всей планеты. Это все, чем мы по-настоящему заинтересованы. Здесь есть жизнь. И пирамида.
Робертсон, рыская вокруг, как настоящая ищейка, нашел, наконец, вход в пирамиду. Маленький, квадратный туннель расположен высоко, как и в земных пирамидах. Робертсон, как должно, сообщил об этом капитану Атвеллу, прежде чем войти внутрь. Тот взял с собой Парлетти и Робертсона на разведку.
Кажется, еще больше, чем всем чудесам Меркурия, мы удивлялись древним марсианам и особенно тому, зачем они поставили свои монументальные постройки на Марсе, Венере, Земле и здесь.
Атвелл со своим отрядом нашел центральную камеру, по-видимому, бывшую некогда жилым помещением. Далее они нашли шахту, идущую прямо в темные бездны, глубоко под фундамент. Вернувшись с усиленным отрядом, капитан Атвелл позволил Робертсону спуститься туда на веревке.
Робертсон оставался внизу несколько часов, пока мы не начали беспокоиться о нем. Наконец он дернул веревку, и его вытащили. Он рассказал нам, что видел. Глаза у него были далекие, словно он смотрел в глубь веков.
Он нашел внизу огромную камеру, укрепленную металлическими балками, которые на лишенном эрозии Меркурии должны были держаться вечно. При свете карманного фонаря Робертсон рассмотрел огромные загадочные машины, большей частью исковерканные и изломанные, как после взрыва. Оборванные кабели вели, очевидно, по каналам к стенам и вершине пирамиды.
Какую энергию или какую силу вырабатывали подземные машины, излучая ее с вершины? На вершине венерианской пирамиды есть подобная же механика, но она давно уже превратилась в ржавчину под разъедающим действием воды. У пирамиды на Марсе такие же машины были, возможно, под землей, но они давно уже занесены песком.
Во всем этом есть что-то общее, считает Робертсон. Что касается Земли, то подлинные марсианские пирамиды (или пирамида) на ней были и, должно быть, разрушены либо природой, либо людьми. Пирамида Хеопса и другие египетские пирамиды — возможно, простые копии марсианских.
Робертсон говорит, что Галуэй со своим штатом переводчиков на Земле когда-нибудь правильно объяснит назначение пирамид на четырех или больше планетах. Укрепленные станции межпланетного сообщения? Робертсон говорит — нет. Машины, виденные им, предназначены для посылки колоссальной энергии, а не радиоимпульсов. Они каким-то образом связаны с исчезновением марсианской цивилизации.
Капитан Атвелл, Парлетти, Маркере и я заинтригованы больше всех, после Робертсона. Мы были среди первых людей, достигших другой планеты — Марса. Мы еще помним это первое невероятное зрелище — пирамиду в другом мире!
Главной целью наших экспедиций была разведка для будущего освоения. И вот, исследуя прошлое, временами мы делаем гораздо большие находки. Мы готовимся для будущего, но наши взгляды всегда обращаются назад. Назад, к седой, древней истории других цивилизаций, которая волнует кровь и заставляет нас чувствовать себя мусорщиками на развалинах могучего, но мертвого города.
Время стерло все, кроме слабого шепота этой великой Марсианской саги. Как говорит Робертсон, несколько театрально:
— Если бы только эти камни могли говорить!
Внимание, Земля, Марсианская и Венерианская экспедиции! Маркерс только что нашел новую маленькую комету, обходящую вокруг Солнца и снова направляющуюся к нам. Ждите ее. Давайте сведения о ее орбите. Поправка: Венерианской отменить, так как астрономические наблюдения невозможны сквозь густые тучи. Но на Земле и Марсе — следите!
День сто пятидесятый.
Все это время, как вы понимаете, мы ждали и надеялись, что ртутное озеро уйдет куда-нибудь. Парлетти каждый день измерял таяние гор на краю Дневной стороны, чтобы увидеть, не откроется ли какое-нибудь ущелье, через которое вылилась бы ртуть.
Но наши надежды исчезли, когда минули недели. Ртутное озеро свободно может оставаться в своем новом ложе целые годы. Годы! Мы содрогаемся при этом слове. Наши запасы пищи, воды и воздуха можно растянуть не больше, как на пять-шесть месяцев. Мы не можем добывать пищу здесь. Металлоорганическая жизнь на Меркурии будет ядом для нашего земного метаболизма. Воздух и вода здесь безнадежно отравлены.
