Ознакомительная версия.
В этот момент Дана кинулась на меня. Я легко с ней справился, выкрутил руки и передал команде усыпителей.
— Как это нерационально, – пробормотал я, – и как по-человечески.
Роботы действовали стремительно. Их гибкие конечности работали слаженно и ловко. Они уложили Дану на одну из кушеток, тело ее обхватили стальные обручи, а в предплечье вошла игла.
Я имел возможность наблюдать, как медленно угасает ее тело…
Мы такие же, как люди. Мы ничем от них не отличаемся. Мы даже видим сны. Психоматрица — ценный материал для создания высшего разума. Психоматрица позволяет помнить все, что помнил при жизни человек, из которого ее сотворили. Иногда мне кажется, этот самый человек спрятан где-то в моем сознании, и хотел бы выбраться наружу, но не может… В такие минуты я думаю, что все эти обрывки минувшего, которыми пропитан мой разум — яд, они отравляют мое существование, делая его нерациональным. В чем заключается рациональность такого существа, как я, существа высшего порядка? В разработке еще более совершенных форм, в собственном бесконечном апгрейде — самосовершенствовании.
Следователь по делам Подполья, чья психоматрица также давно обрела идеальное синтетическое тело, встретил меня в своем кабинете.
— У меня есть кое-какая информация для вас, – сказал я, – я знаю, где скрывается несколько функционеров сопротивления.
— Отлично, – следователь кивнул, – ваша помощь будет зачтена при начислении баллов на апгрейд.
— Надеюсь, вы не забудете отправить рапорт на головной сервер. Пишите, координаты.
Мне доставили обновленную Дану через несколько месяцев. Ощущая сладостный трепет, я принялся поспешно распаковывать ящик. Она выглядела, как кукла — неживая, гладкая, красивая. Ей снова было семнадцать лет. И пусть воспоминания о нашей встрече были чужими, я помнил ее такой — молодой и красивой. Оставалось только активировать ее. Я пощупал ребра, нашел кнопку, такую же, как у меня, которую прежняя Дана едва не обнаружила тогда ночью, и вдавил до упора. Голубые глаза распахнулись сразу.
— Малыш, – она шагнула ко мне в объятия.
Я снова был счастлив. Больше никаких слез, никаких истерик, никакого иррационального поведения.
Его черная спина поблескивала на солнце капельками пота. Он забрался на очередную дюну, посмотрел вниз и увидел пещерный край, куда стремился много дней. Торчащие из песка гладкие камни. Прямоугольники входов с острыми, крошащимися зубьями. А там внутри — прохладные пещеры, уводящие в самые недра пустыни, где царит вечный покой и мрак…
В его глазах все еще тлела тоска. Совсем недавно он грелся в уютной сумке матери. Мать окутывала его теплом и заботой, кормила сладким молоком, гладила по гребешку на лысой голове и крепко сжимала жесткими пальцами плечо, если рядом была опасность, и нужно было разбросать вверху невидимый мысленный полог. Она оберегала его, учила, как выжить в этом огромном, полном смерти мире. Как распространять вокруг себя бело-голубую ауру, чтобы хищники обходили стороной, а мелкое зверье чувствовало умиротворение и покой.
Со временем он стал слишком большим, чтобы прятаться в ее сумке. Но, по-прежнему, ходил за матерью всюду — просто потому, что привык быть рядом.
А она вдруг стала чужой, даже агрессивной. Гнала его прочь. А он все не уходил. И тогда мать убежала, наказав ему напоследок следовать своей дорогой в далекий пещерный край. Из-под темных пяток летели брызги песка, солнце посверкивало на гладких полукружиях ягодиц, между которыми болтался короткий щетинистый хвостик.
Он опешил поначалу, бросился за нею следом, все надеялся, что мать всего лишь рассердилась на него за что-то, и обязательно простит, если он, как много раз прежде, подползет, тихонько поскуливая, и станет ласково гладить ее круглый, горячий живот.
Только проблуждав по пустыне целые сутки, он понял, что мать ушла навсегда. И он должен прислушаться к ее наказу — и последовать своей дорогой.
Тогда он впервые осознал, что совсем один перед лицом огромного, страшного мира, и завыл в звериной тоске, глядя в необъятное небо, где среди клочьев серых туч посверкивали малые песчинки звезд. Он решил во что бы то ни стало найти пещерный край, о котором вечерами ему нашептывала мать, и жить там по законам, которые сам для себя установит.
Он шел долго, очень долго, жаркие дни и темные ночи, через бесконечную пустыню, пока она не стала меняться. Песок из густого черного сделался пепельно-серым и рыхлым.
Потом он нашел странные следы. Они тянулись из-за горизонта и выглядели, словно проползли два больших червя. Хотя гигантских червей ему встречать не приходилось, он совсем не испугался. Неизвестность не пугала его. Потому что вот уже много дней все вокруг было неизвестностью…
Пещерный край. Он подполз ближе, потянулся к прозрачным зубьям, охраняющим вход, и сильно ткнул в них средним пальцем. Зубья рассыпались со звоном, разлетелись по серому песку множеством поблескивающих под солнцем частичек. Он заглянул в черный провал, – там царила тишина, – и полез внутрь.
Глаза медленно привыкали к сумраку. Пещера была наполнена множеством странных предметов, твердых и гладких на ощупь. На всем лежал слой черной копоти. А на полу можно было различить множество сдвоенных продолговатых отпечатков. Зверя, который мог бы оставить такой след, ему встречать пока не приходилось.
Он пополз вглубь пещеры, и в самом дальнем углу тронул темную поверхность, провел по ней лапой, очищая от копоти. Испуганно отпрыгнул. На него смотрели почти в упор глаза какого-то существа. Темные, страшные зрачки. Он зашипел. Присев, изготовился к прыжку. Но глаза странным образом исчезли, а вместе с ними пропал страх. Он медленно, крадучись, пополз вперед, приподнялся, снова провел ладонью по закопченной глади, и опять увидел расширенные глаза и застывший в них ужас, а еще — лысую, почти черную в сумраке голову с небольшим, волнистым гребешком. Он увидел себя со стороны. Волшебная гладь отражала его лицо…
По выжженной солнцем, пепельной пустыне Астарот шагал уверенно. Его острый глаз подмечал неведомые для обычного человека детали. Стайка хищных птиц кружится в отдалении, теплый ветерок шевелит оранжево-красный ковыль, примятый широкой лапой хищника, в серых тучах над головой зияет пробитая кем-то, упавшим с неба, брешь…
Быть охотником за мутантами совсем не просто: нужно обладать седьмым чувством, не только видеть, где прошел «нечистый», но и предугадывать, куда он направится, какое направление изберет, чтобы укрыться от преследования. Необходимо умение находить звероподобных тварей в самых глубоких норах, куда они имеют обыкновение забиваться — доставать их из-под земли и сбивать одним точным выстрелом с небес. Они любят, покружившись среди облаков, рухнуть тебе на плечи, разбросав смоляные крылья и ощерив зубастую пасть, или подкрасться неслышно и прыгнуть на спину, в тот момент, когда ты меньше всего этого ждешь.
Ознакомительная версия.
