- Гуляла в поле и, как всегда, рисовала. - Розамунда грациозно присела в реверансе. - Как хорошо, что ты вернулся, брат.
Она украдкой взглянула на стоящего рядом молодого человека. Это, несомненно, и был тот самый незнакомец из сада, однако за короткое время он успел преобразиться до неузнаваемости: убогое тряпье уступило место изумрудному бархатному камзолу, кремовой шелковой рубашке с кружевным воротником - Томас очень любил кружева - и бархатным панталонам. Да, Уолсингем не пожалел даже собственной одежды, тем более что гость оказался одного с ним роста и сходной комплекции. Томас посмотрел вопросительно, и Розамунда поняла, что проявляет излишнее любопытство.
- Кит, позволь тебя познакомить с моей младшей сестрой, Розамундой, - с любезной улыбкой произнес брат. - Судя по чрезмерному вниманию, людей, подобных тебе, она еще не встречала.
- Простите, сэр. - Розамунда снова сделала реверанс и попыталась хоть как-то загладить оплошность. - Вовсе не хотела вас обидеть.
- А я и не обиделся, - ответил гость. - Более того, склонен воспринимать повышенное внимание как комплимент. Кристофер Марло к вашим услугам, мистрис Уолсингем.
Улыбка преобразила джентльмена не меньше, чем новый костюм. Резкие, высокомерные черты лица смягчились, взгляд карих глаз утратил настороженную подозрительность.
- Полагаю, это и был комплимент.
- Конечно, мастер Марло.
Розамунда почувствовала себя увереннее и улыбнулась, не забыв об очередном реверансе.
- Право, сестренка, ты становишься настоящей кокеткой, - благодушно прокомментировал Томас. - Пора срочно подыскивать мужа, а то, глядишь, в следующий приезд увижу малышку с круглым животиком.
- В Чизелхерсте и глаз-то положить не на кого, брат.
Томас нахмурился.
- Учитесь придерживать язык, мистрис. Далеко не всем нравится слушать пошлости из женских уст.
Розамунда смущенно покраснела. Томас никогда не оберегал ее от собственных грубоватых шуточек - более того, всегда провоцировал ответный выпад. С раннего детства он единственный в семье обращал на девочку сколько-нибудь пристальное внимание, а потому ей и в голову не приходило ставить под сомнение стиль общения или сомневаться в уместности собственных реплик. Мастер Марло пришел на выручку. Хлопнул приятеля по плечу и решительно произнес:
- А вот мне, например, нравится в женщинах прямота, Томас. Жизнь нечасто балует изяществом и красотой. Так почему же человек - будь то мужчина или женщина - должен притворяться, что все вокруг мило и прелестно?
- Женщины должны притворяться, если хотят выйти замуж. - Томас направился к лестнице. Сделал несколько шагов и обернулся. - Обедаем в четыре, Розамунда. Не опаздывай, надо кое-что обсудить. Идешь, Кит?
- Да.
Гость поспешил догнать хозяина.
Глубоко уязвленная, Розамунда отправилась своей дорогой. Странно. Томас никогда не нападал на нее без веской причины. Подобное отношение, скорее, было свойственно матери - та отчитывала всякий раз, стоило младшей из детей как-то себя проявить. Дороти Уолсингем просто не знала, что делать с дочкой, которая так неожиданно преодолела испытание рождением и младенчеством, в то время как почти все остальные малыши или рождались мертвыми, или угасали в первые же месяцы. Крохотные могильные камни выстроились в печальный ряд вдоль одной из аллей деревенского кладбища.
Однако матушка умерла несколько лет назад, а до этого долгое время так тяжко болела, что казалась почти мертвой. Учителем жизни стал Томас: он причудливо исполнял обязанности наперсника, порою отвечая на вопросы, а иногда заявляя, что девушке ни к чему знать лишнее. Старший брат Эдмунд никогда не приезжал в Скэдбери, даже после того как унаследовал поместье. Он предпочитал рассеянную столичную жизнь, Лондон с его неутихающим весельем и бесконечную вереницу любовниц… Томас называл их шлюхами и уверял, что падшие женщины наградили брата оспой, а взамен отняли разум.
Говоря по правде, Розамунда так давно видела Эдмунда, что с трудом представляла, как выглядит нынешний глава семейства. Она вошла в свою комнату, закрыла дверь и положила грифельную доску на поцарапанный письменный стол возле окна, на котором хранился драгоценный запас бумаги, перьев и чернил. Солнце добросовестно освещало эскиз, и Розамунда окинула плоды долгого труда критическим взглядом. Удивительно, но и сейчас рисунок казался хорошим; более того, было ясно, как создать впечатление хрупкости и едва уловимого трепета нежных лепестков, оттененных молодыми, только что развернувшимися листьями.
Вдохновение заставило забыть и странную, обидную резкость брата, и сцену в саду, и Кристофера Марло. Розамунда устроилась за столом и тщательно разгладила плотный глянцевый лист бумаги. Тронула кончик гусиного пера и быстро его заточила - нетерпение подгоняло. Окунула перо в чернильницу и погрузилась в работу.
Два часа пролетели незаметно, и вот наконец она откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на рисунок. Миниатюрный воздушный цветок требовал особой аккуратности; изобразить его оказалось значительно труднее, чем человека или пейзаж. Но, слава Богу, в этот раз все удалось. Приятные размышления нарушил звук голосов за окном. Розамунда перегнулась через стол и посмотрела вниз, на террасу.
Томас сидел на невысоком парапете, а Ингрэм Фрайзер стоял рядом и держал в руках какие-то бумаги. Фрайзер почему-то всегда казался таинственным, зловещим лесным существом. Бледное, зеленоватого оттенка лицо, постоянно покрытое неопрятной щетиной, пугало; редкие засаленные волосы до плеч, отвратительно похожие на крысиные хвосты, вызывали брезгливое чувство. Одежда постоянно выглядела грязной и пахла плесенью, словно человек только что вылез из темного сырого склепа. Резкий высокий голос напоминал жуткий крик ночного хищника, но самое страшное впечатление производили глаза. Да, глаза вселяли настоящий ужас. Крошечные, неопределенного цвета, они неизменно светились злобой.
Сейчас это адское создание показывало Томасу какие-то бумаги. Брат сидел в беззаботной позе, покачивая ногой, и неторопливо читал страницу за страницей.
- А ты наделен нешуточной деловой хваткой, Фрайзер, - заметил он и громко, жизнерадостно рассмеялся. - Не исключено, приятель, что постепенно сколотишь мне неплохое состояние.
- Если в мире до сих пор остаются дураки, грешно не воспользоваться чужой глупостью, - мрачно кивнул Ингрэм.
- Кое-кто с тобой не согласится. - Томас отдал прочитанный лист. - Ну а у меня слишком много собственных долгов, чтобы страдать излишней щепетильностью. Не забудь оплатить самые срочные векселя. Кстати, через полчаса можешь отправляться в Лондон.
