У Дениз были блестящие светлые волосы, щедро отражающие солнечные лучи. В противоположность Питу она была высокой и стройной, волосы были достаточно коротко острижены, так что открывали шею, а глаза были карими. Она счастливо улыбалась, чувствуя себя в их тесном кругу вполне комфортабельно.
— Я расскажу вам несколько простых правил и объясню, зачем они нужны, — без предисловий начал Оуэн. — Обсуждению они не подлежат. Это правительственные постановления, имеющие силу закона, и я наделен полномочиями взять под арест любого, кто нарушит их во время поездки. Это понятно?
Помолчав, он откашлялся и продолжил:
— Во–первых, когда мы попадем в прошлое, никто не должен стрелять ни из чего, кроме фото– и кинокамер. Причина проста: если бы охотникам разрешили палить во все подряд, то к нашему времени исчезли бы многие виды животных, предков которых мы бы перебили. Запомните: настоящее держится на прошлом. Любое изменение в прошлом обязательно затронет настоящее. Поэтому никакой стрельбы. Только кинокамеры. — Он улыбнулся и добавил: — Я уверен, что вы привезете домой много отличных фильмов.
— Продолжайте, — сказал Мастерсон. — Валяйте дальше.
— Во–вторых, никто не должен на три фута подходить к силовому полю.
— К чему? — спросил Гардель.
— Энергетическая защита, окружающая область величиной с квадратную милю. Невидимая стена, которая не пустит зверей к нам, а нас — наружу. Я не хочу рисковать коротким замыканием, поэтому никто не подойдет к ней ближе трех футов. Это второе правило.
— Это напоминает школу для трудных подростков, — криво усмехнулся Мастерсон. — Подумать только, я заплатил деньги — и, надо заметить, немалые деньги, — чтобы вернуться в свое прошлое.
— Сожалею, — улыбнулся Оуэн, — но правилам будут подчиняться все.
— Хорошо, и каков ваш следующий указ? — спросил Мастерсон.
— Очень просто: во время поездки я приказываю, и все повинуются. Это — все.
— Этого и так достаточно, — сказал Мастерсон с нехорошей улыбочкой на губах.
— Всем понятно? — спросил Оуэн.
Хор голосов выдохнул: «Да».
— Прекрасно! — Оуэн взглянул на часы. — Пора садиться в машины и готовиться к переброске, — сказал он. — Весь процесс происходит автоматически. Но нужно немного подвинуть машины.
— Куда? — спросил Артур.
— Видите впереди белые блоки? Подайте вперед, пока передние колеса не коснутся их.
Артур тронул грузовик, Оуэн вскочил на его подножку, махнул рукой и крикнул:
— Ставьте джип рядом.
Грузовик остановился, коснувшись передними колесами белого блока. Гардель сел в джип и поставил его рядом с грузовиком.
Оуэн снова посмотрел на часы.
— Осталось около четырех минут. Видите четыре красных блока на земле? — Он показал на четыре больших бревна, полузарытых в землю и образующих большой квадрат. — Если бы встанем внутри во время переброски, то все будет прекрасно. — Он замолчал и опять взглянул на часы. — Есть какие–либо вопросы?
— Вопросов море, — сказал Мастерсон. — Как все это работает?
Оуэн коротко рассмеялся и ответил:
— Все это спрашивают. Но, правда, я не знаю.
— Не знаете?
— Не поймите меня превратно. Я, конечно, немного знаком с основными принципами перемещения во времени, но я не знаю, что заставляет тикать этот громадный механизм. И я не думаю, что хоть кто–то знает все подробности.
— Ну, и каковы тогда принципы? — спросил Мастерсон.
— Ну, мы должны изобразить время как… — Оуэн почесал затылок. — Нужно подумать, как бы получше все это вам объяснить. — Он думал несколько секунд, затем продолжил: — Ну, можно представить время как запись фонографа. Пластинка с бороздками в воске. Пластинка вращается. Вы ставите иголку на самую дальнюю от центра бороздку, и постепенно она прокладывает себе путь к центру. Картина понятна?
— Да, — с сомнением в голосе согласился Гардель.
— Хорошо. Поехали дальше. Представьте себе, что самая далекая от центра бороздка — прошлое, а самая близкая — настоящее. Когда мы проигрываем пластинку, то игла путешествует из прошлого в настоящее.
Оуэн снова взглянул на часы.
— Нужно поторопиться. Скоро мы отправляемся.
— Я все равно не понял, — отмахнулся Мастерсон.
— Все очень просто. Большинство из нас ошибочно считает, что прошлое давно исчезло. Но если мы сравниваем время с пластинкой, то можем увидеть, что прошлое так и осталось там, сосуществуя с настоящим. Например, когда мы проигрываем пластинку и первые такты песни прозвучали, а игла ушла дальше, но они вовсе не умерли и не исчезли. Они так и остались на пластинке. И все, что нам нужно сделать, — это переместить иголку в первую бороздку, и мы услышим начало песни снова и снова.
— Вы пытаетесь нам сказать, что прошлое существует прямо сейчас, как и настоящее? — поинтересовался Гардель.
— Верно. Все, что делает Времялаз, это перемещает иглу. Другими словами, он обманывает пластинку, перемещая иглу от центра в более далекие бороздки, которые и являются прошлым.
— Но как?
— Толкая ее по пластинке, — ответил Оуэн. — Когда играет фонограф, резкий толчок может заставить иголку скользнуть по пластинке. Здесь тот же принцип. Мы получим серию резких ударов, настолько быстрых, что даже не ощутим их. И каждый удар отбросит нас в прошлое, как игла, перескочившая по пластинке через несколько бороздок. И с каждым ударом мы окажемся все дальше и дальше в прошлом.
Оуэн снова посмотрел на часы.
— Начинаем через десять секунд. Боюсь, здесь я должен прерваться. — Лицо Оуэна стало серьезным, и он не спускал глаз с секундной стрелки часов на запястье.
— Девять секунд, — сказал он. — Стойте неподвижно.
Чак почувствовал, как что–то сжало его горло. До сих пор он сдерживал эмоции, но сейчас они были готовы выплеснуться наружу. Сейчас они полетят назад, в прошлое, к началу времен!
— Восемь секунд!
Его сердце забилось еще быстрее. Он прикусил нижнюю губу. Его взгляд упал на высокую траву, и он подумал о том, во что же она сейчас превратится…
— Шесть, пять…
— И кто управляет всем этим? — спросил Мастерсон.
— Диспетчерская, — ответил Чак и удивился, что еще может говорить.
— Три, два…
— С нами Бог, — тихонько прошептал Артур.
— Один…
Глава 2
СКВОЗЬ СИЛОВОЕ ПОЛЕ
Чак сперва решил, что это колотится сердце. Казалось, разом исчезли все звуки — пение кузнечиков, далекая пульсация воздуха от двигателей пролетающего самолета, гудок идущего вдалеке поезда — всего, всего мгновенно не стало. Затем так же резко звук вернулся, но не сразу, а короткими волнами, стихающими и нарастающими. И эти удары сопровождались слабыми вспышками света.
Чак стоял неподвижно, не смея шелохнуться, едва осмеливаясь дышать. Звуковые удары били ему в уши. Ничего вокруг отмеченного бревнами квадрата не стало видно, кроме мерцающего света. Чак понял, что это и были «толчки», о которых только что сказал им Оуэн. И каждый «толчок» уносил их все дальше в прошлое. Множество красок искрились вокруг–зеленых, красных, темно–си–них. Несколько раз Чаку казалось, что он различает в окружающем мерцании какие–то движущиеся фигуры. Цвета кружились вокруг и плясали: белый, черный, черный, оранжевый, все быстрее и быстрее по мере того, как они летели в прошлое.
Честно говоря, Чак был несколько разочарован. Он ожидал чего–то более зрелищного, более драматичного. Гигантскую машину с громадными дисками, рычагами и переключателями, с суетящимися возле нее учеными в белых халатах; то и дело вспыхивающие молнии, легкое покалывание электричества, и, конечно же, громадный экран, на котором проходили бы картины прошлого. Он думал увидеть крестовые походы, Колумба, пересекающего на легких суденышках океан, или войну за Независимость. А потом громадные диски перестали бы вращаться, гул машины затих. Он, Чак, нажал бы нужную кнопку, открывающую широкие двери машины, и все вышли бы в прошлое…
