– А откуда буфер возьмется на шесть итераций? – возражал Пашка. – Варечка, нарисуй схему!
– Сейчас нарисую! Это классическая схема Донсона, главное, чтобы плечи пирамиды стремились… Ой, а есть у кого-нибудь, чем рисовать?
– Эй, там! – щелкнул пальцами Валера. – По щучьему! Лист ватмана и карандаш Варечке! А двоих добавить… э-э-э…
– Дядю Колю и дядю Петю, сторожей! – вспомнил Емельян, вбивая в таблицу ноутбука очередные имена. – Димыч, сгоняй позови их!
– А я, эта… – вскинулась Оля. – Можно, маме с папой-то позвоню?
– Конечно, солнышко… – не оборачиваясь, кивнул Емельян, вбивая тещу и тестя в растущую таблицу. – Ты смысл-то поняла?
– Не поняла, – пробурчала Оля. – Объясни? – Она подождала немного и, не дождавшись ответа, топнула ногой. – Емеля, кому говорят! Оторвись от своего компьютера, объясни!
– А? – Емельян очнулся. – Ты что, так ничего и не поняла?
– Не поняла! – обиженно пробасила Оля.
– Система, солнышко, простая. Ни одно из трех своих желаний ты не можешь потратить на себя. Свое первое, бесплатное, ты отдаешь наверх – тому, кто тебе подарил три желания.
– Зачем?
– Сейчас поймешь, потерпи. Второе и третье желание несут беду, если исполнятся. Поэтому до конца исполниться не должны. Поэтому ты их тратишь не на себя, а на двух друзей – чтобы у них исполнилось по три желания. То есть отдаешь вниз по пирамиде. Каждый из этих друзей тратит свое первое желание обратно на тебя – чтоб у тебя появился новый комплект. Иными словами, отдает вверх по пирамиде. Я свое первое желание отдал щуке на ее здоровье. Митяй и Димыч – отдали мне, и у меня снова стало по три желания – уже в двух комплектах.
– И чего? – насторожилась Оля. – А когда кто-нибудь нарушит цепочку, умрешь ты и все, кто дал тебе желания?
– Нет, солнышко, – покачал головой Емельян. – Меня не волнует, что делается на нижних этажах пирамиды, поскольку я уже вернул контроль. Смотри: я трачу свое бедовое желание на Митяя, чтобы выполнились три его желания. Но как бы глупо ни повел себя Митяй, даже если он погибнет, его три желания никогда не выполнятся, поскольку первое он отдал обратно мне, а уж я прослежу, чтобы оно продолжило ветвиться…
– Погоди, я не поняла, – пробасила Оля. – Получается, на себя-то тратить желание вообще нельзя? А как же тогда?
– Да почему ж нельзя-то? – удивился Емельян. – Нельзя использовать на себя желания только в первый раз, потому что бесплатное желание ты отдаешь верхнему звену. Именно бесплатное, чтоб не волноваться, как он там им распоряжается. А как только ты получишь от друзей нижнего звена новый комплект, то первое, бесплатное желание ты уже тратишь только на себя, как захочешь! А второе и третье, бедовые, – снова на друзей. Можно – тем же самым, можно – другим. И снова получаешь с каждого возврат. И так до бесконечности. Понимаешь?
– Кажется, теперь понимаю… – задумчиво кивнула Оля. – А чего так сложно-то?
– Это еще самая простая из схем! – усмехнулся Емельян. – А проще никак. Дело опасное, главное тут, чтоб правила щучьи не нарушить, и удачу из рук не выпустить, и беды в дом не навлечь…
И в этот миг на крыльце за дверью раздались шлепки.
Все мигом притихли. Емельян снял с коленей ноутбук, поднялся и распахнул дверь, впустив с улицы колючий ветерок.
На пороге топталась щука – ну вылитый тюлень.
– Шо ж вы, паскудники, творите, ась? – заорала она с порога, переминаясь с плавника на плавник. – Ну ладно один, ну второй, ну дюжина – я б еще поняла… Но это кто ж вам дал такое право, ась?
– Тс-с-с! – Емельян приложил палец к губам и аккуратно, как ребенка, взял щуку на руки.
Щука рванулась укусить его за нос, но Емельян мягко отстранился и прижал ее голову ладонью к плечу.
– По щучьему велению, по моему хотению, – проворковал он. – Спокойствия вам, бабушка щука, и доброго настроения. А вписать двоих – дядю Гену, соседа моего по гаражу, и жену его, не помню, как звать, я им сейчас позвоню…
– Ох, батюшки… – застонала щука, но уже чуть спокойнее. – И откуда ж ты такой взялся, ирод? Сколько тебе годков-то?
– Двадцать четыре.
– А по ремеслу кто? Печник небось? Печники они хитрые… Хитрее печников только мельники.
– Менеджер я, бабушка, экономист… – Емельян нежно погладил ее по сырой голове и накинул тулупчик себе на плечи. – Пойдемте-ка, я вас обратно к колодцу отнесу, отдыхайте пока, Новый год только начался, а работы у нас с вами впереди – ой как много… Счастье для всех, даром! Дай Бог каждому!
Октябрь, 2004
День сверчка
1. Улица
Первым в калитку инспекторского двора пошел Акимка.
Так и сказал: мол, давайте, ребята, я первым пойду, чего там. Оно и понятно – у Акимки батя известный в мегаполисе ведун. Ясно, что батя Акимку сызмальства брал на местность и вышколил на пять баллов, да и Инспектор такого заваливать не станет. Акимка ушел, а мы, помолясь, стали тянуть щепу, кому идти вторым. Выпало Ингриду. Стали тянуть снова – короткая щепа выпала мне.
Я вздохнул и отошел в сторонку. Думал постоять в одиночестве, подготовиться. Да только как тут еще подготовишься, три месяца готовились. Так просто стоял, смотрел на выбеленные хатки, огороды, на стадо саранчи, лениво щипавшее травку в канаве вдоль улицы. Все как на подбор откормленные, брюхастые, с икрой – небось инспекторские, не иначе. Одна ленивая зверюга подошла ко мне и начала в наглую обнюхивать сапоги всеми своими усиками, уже примериваясь клюнуть. Я оглянулся на инспекторский дом – никто не видит? – и втихаря пнул ее сапогом в зеленые пластины бронированной хари. Обиженно заскрежетав на всю улицу, тварь вприпрыжку поскакала к стаду. Стадо тоже взволновалось, захлопало подрезанными крыльями.
В этот момент дверь инспекторского дома распахнулась, и я уж думал, мне конец. Выйдет сейчас Инспектор, заорет: мол, какой тут паскудец мою саранчу гоняет? Но это всего лишь вышел Акимка. Он сдавал знаки совсем недолго. Вышел радостный, помахал нам рукой через плетень и отправился на задний двор – сдавать площадку, скрытую от посторонних глаз кактусовой грядой. Какая уж там площадка у инспекторов – этого никто не знал, даже Акимка.
Неразговорчивый Ингрид поднялся с корточек и отправился в дом. Я тоже подобрался и подошел поближе к калитке. Наставник наш божился, что та площадка, на которой мы занимались, в точности такая же, как у Инспектора. Но кто там знает, чего Инспектор придумает перед экзаменом?
Я оглянулся на наших: кто зубрил знаки, кто вполголоса распевал древнее заклинание майя, кто отрабатывал прыжки для площадки – будто не этим занимались три месяца во дворе Наставника.
– Мох – к югу… – бубнил Нефёдор, закатив глаза. – Стрекоза низко – к дождю… Просыпать соль – к ссоре… Кактус зацвел на Первомай – репа кислой уродится…
– Эй! – окликнули Нефёдора. – Стрекоза низко к дождю – только днем или в полнолуние!
– Ох, мать! – Нефёдор стукнул себя по лбу. – Конечно, днем или в полнолуние. В ущербную луну низкая стрекоза – битым быть!
Я это знал. Тем временем дверь распахнулась, и вышел Ингрид.
– Ну?!! – закричали мы хором.
Ингрид всегда казался угрюмым, так что было не понять сразу. Ничего нам не ответив, он спустился с крыльца и пошел к калитке, а не в глубь двора, где площадка.
– Не сдал… – буркнул Ингрид, выйдя к нам на улицу. – Поклонился высоко, он меня выгнал…
– За поклон?! – изумился я. – Во режет…
– Не за поклон, – поморщился Ингрид и досадливо махнул рукой. – Выгнал в сени по второму разу зайти, а я в зеркало забыл посмотреть…
– Ах вон за что… – У меня отлегло от сердца. – В зеркала-то, конечно, смотреть надо…
– Хорош болтать! – зашипели на меня со всех сторон. – Иди уже, иди, не зли Инспектора!
И я пошел к калитке. Взялся за ручку, на миг закрыл глаза и прошептал молитву: «Господи наш, Спаситель, единый в трех, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, ниспошли мне удачу!» А затем решительно распахнул плетеную калитку, взбежал на инспекторское крыльцо и уставился на дверную табличку.
