— Нас не сметет отсюда? — опасливо спросил кто-то рядом с Муратовой.
— Ну что ты! — ответил другой. — От нас до полотна метров тридцать.
Точно услышав этот разговор, механический водитель вечебуса снова подал свой голос.
— Рекомендуется не стоять, а сесть на землю, — внятно и раздельно сказал он.
Все поспешили выполнить этот совет. Но, выслушав перевод, Гианэя осталась на ногах. Севшая было Муратова поспешно поднялась. Она не могла допустить, чтобы вверенная ее попечению гостья упала из-за своей неосторожности и получила хотя бы небольшую травму. Встав рядом с Гианэей, она крепко обняла девушку за плечи: так было устойчивей.
Гианэя улыбнулась и, а свою очередь, обхватила рукой талию Марины.
«Теперь мы не упадем», — подумала Муратова, ощутив всем телом, как надежна опора этой тонкой, нежной с виду, но такой сильной руки.
— Эту дорогу построил ваш брат? — неожиданно спросила Гианэя.
Муратова вздрогнула. Это уже слишком! О своем брате она никогда не упоминала в разговорах с Гианэей, исполняя просьбу Виктора. Он не хотел, чтобы гостья знала о их родстве. Ведь самого Виктора Гианэя хорошо знает, не подозревая, что он брат Марины. Кто же мог сказать ей о нем? И откуда она знает, что именно Виктор предложил идею такого пути?
Большие, столь необычно посаженные глаза внимательно смотрели на Муратову, ожидая ответа. Едва заметная улыбка тронула зеленоватые углы красиво изогнутого рта. И у Марины — в который уже раз! — мелькнула мысль, что Гианэя притворяется, что она знает язык землян, втайне от нее читает газеты и журналы.
— Нет, — машинально ответила Муратова на своем родном языке. — Он не строил эту дорогу, а только предложил идею.
— Что вы сказали? — спросила Гианэя.
«Если притворяется, то очень искусно. Но может быть, она знает не русский язык, а какой-нибудь другой?»
Муратова перевела сказанное на язык гостьи.
А «шофер» вечебуса услужливо информировал:
— Шарэкс идет со скоростью шестисот десяти километров в час, или ста шестидесяти девяти и семнадцати сотых метра в секунду.
Вдали, там, где «рельсы» пути казались слившимися в одну тонкую прямую линию, появилась ярко блестевшая точка. Она стремительно приближалась. Низкий протяжный гул усиливался с каждой секундой.
Скоро можно было отчетливо рассмотреть закругленный корпус переднего вагона, сделанный из серебристого металла. Позади экспресса, ясно видимый в солнечных лучах, тянулся длинный шлейф взвихренного воздуха.
Некоторые из зрителей на холме заткнули уши. К могучему гулу присоединился все усиливающийся свист.
В тот момент, когда короткий состав серебристой молнией промелькнул мимо холма, ударив по зрителям тугой волной рассеченного воздуха, Муратова случайно посмотрела в лицо Гианэи и успела заметить, как в темных глазах ее спутницы блеснул огонек.
К чему он относился? Что его вызвало? Было ли это восхищением перед могуществом земной техники или… насмешкой перед ее отсталостью?..
— Каково ваше впечатление? — спросила Муратова, когда стих гул от умчавшегося поезда.
Но Гианэя ничего не ответила.
Обе девушки не знали, что человек, о котором они недавно говорили, находился в экспрессе, только что пронесшемся мимо них.
Виктор Муратов сидел в глубоком мягком кресле у стенки вагона и внимательно просматривал страницы какой-то рукописи.
Это был очень высокий, сильно загорелый, атлетически сложенный мужчина лет тридцати пяти. У него были такие же, как у сестры, густые черные волосы и темные глаза, приподнятые к переносице. Это делало его немного похожим на Гианэю.
Сам он не замечал такого сходства. Правда, один раз, в очень памятный день ему сказали об этом, но Муратов вскоре забыл эту фразу.
И не вспомнил о ней даже сейчас, когда перед его глазами была фотография Гианэи, наклеенная на одной из страниц рукописи.
Он даже не взглянул на снимок. В этом не было никакой нужды, так как он был в числе тех, кто первым увидел пришелицу из другого мира. Ее черты навсегда запечатлелись в его памяти. Слишком необычайны были обстоятельства этой первой встречи и место, где она произошла.
Быстро прочтя последнюю страницу, вернее, только скользнув по ней глазами, Муратов сложил листки и, согнув рукопись пополам, сунул ее в карман.
— Нет, это совсем не то! — сказал он, пожав плечами.
— Что не то? — спросил сидевший рядом пожилой, скорее даже старый человек с белоснежными волосами.
— Не то пишет автор. — Муратов дотронулся до кармана, где лежала рукопись. — Это очередная гипотеза появления Гианэи. Меня просили прочесть и сказать свое мнение.
— И оно отрицательное?
— Да, как видите.
— А вы, простите, кто будете!
Муратов назвал себя.
— Слышал, — сказал старик. — Как же, слышал и не однажды. Но прошу прощения. Раз уж мы с вами встретились, то, если вы не возражаете, осмелюсь задать вам вопрос.
«Кто он такой? — подумал Муратов. — Даже манера говорить у него какая-то странная».
— Пожалуйста, — сказал он вслух.
— Вот еду, — начал старик. — Весь путь длится всего два часа. В мое время на это понадобились бы целые сутки на скором поезде. Еду, а не знаю, что же позволяет шарэксу мчаться с такой безумной скоростью…
— Почему безумной?
— Ну, не знаю, — сердито сказал старик. — Для вас это может казаться самым естественным, но для меня, для меня это не так. Так вот, если будете столь любезны, объясните, пожалуйста.
Муратов внимательно посмотрел на собеседника. Да, этот человек стар, очень стар. Теперь, когда наука во много раз продлила молодость человеческого организма, такое морщинистое лицо встречается редко. Да и самый факт, что он не знает вещей, хорошо известных даже детям, указывает на весьма и весьма почтенный возраст.
— Простите, — сказал он, подделываясь под манеру говорить своего спутника, — не скажете ли вы, сколько вам лет?
Старик неожиданно весело рассмеялся.
— Готов спорить, — сказал он, — что вы задаете себе вопрос: откуда взялся такой неуч? Не возражайте, я не обиделся. Это вполне естественно, что вы так подумали. Да, с современной точки зрения я мало знаю. А когда-то считался образованным человеком. Учил других. Трудно поверить, правда? — И он снова засмеялся, как показалось Муратову, с легким оттенком горечи.
Догадка мелькнула в мозгу Муратова. Неужели это тот самый? Похоже, что так. в то время людей еще называли не только по именам, но и по отчествам…
— Вы ошибаетесь, Николай Адамович, — сказал он, — никто не считает вас неучем.
