Ознакомительная версия.
Он услышал, как Пегги начала подниматься по лестнице, и поспешно схватил украшения со дна сундучка. Закрыл гардеробную и побежал наперегонки с женой к двери. Открыл за секунду до того, как Пегги взялась за ручку.
— Ты ещё здесь? — спросила она.
Он улыбнулся.
— Как раз ухожу.
С колотящимся сердцем он спустился вниз. Осторожно положил ключ с побрякушками на столик возле вешалки и вышел из дома. На крыльце Эллис опустил руку в карман брюк и тяжело вздохнул: вместе с бабушкиными серьгами он случайно прихватил и кольца Пегги. «Ну ничего, — решил он, — оставлю на кухне, когда вернусь». Хотя, очевидно, для неё они уже ничего не значили. Пегги носила их восемнадцать лет, пока не пошла на курсы для риелторов. В какой-то статье она прочла, что женщины без обручальных колец заключают больше сделок, причём неважно, замужем они на самом деле или нет. Эллис не стал возражать. Не стал с ней спорить. Потому что знал правду. Пегги сняла кольца и начала работать риелтором тем самым летом, когда Айзли повесился в гараже на ремне отца.
* * *
Бар Брэди на Восьмой миле был совсем неприметным заведением, зажатым между видеопрокатом и китайским ресторанчиком. В отличие от соседей — винных лавочек и автомастерских — у него не было решёток на окнах. Как и самих окон. Только стальная крашеная дверь на тугой пружине одиноко белела посреди кирпичной стены.
Эллис остановился перед ней и закашлялся. Холодная погода его никогда не щадила. Хотя на улице ещё далеко не мороз. В ноябре Детройт всегда заволакивала сырость с Великих озёр, но то была лишь прелюдия к шести месяцам лютой стужи. А лёгкие Эллиса уже жаловались на перемены в воздухе. В последнее время они, правда, жаловались на всё подряд. Когда терзающий, рвущий, режущий кашель наконец прошёл, Эллис чувствовал себя так, словно его избили. Выждав, пока свист в груди не затих, он открыл дверь.
Внутри бар был не лучше, чем снаружи: просто дешёвая дыра, пропахшая жареным маслом и едким табачным дымом — и это несмотря на то, что штат много лет назад запретил курение в общественных местах. Ботинки липли к полу, столы качались, подвешенный в углу телевизор беззвучно крутил нарезку последних матчей, а из притаившихся динамиков доносились старые песни Джонни Кэша. За неимением окон свет давали только телевизор да несколько старомодных ламп под потолком, отчего бар казался пещерой, полной пляшущих теней.
За стойкой сутуло сидел Уоррен Экард и глядел вверх на экран. Опершись локтями на стойку, он рассеянно покачивал недопитой бутылкой «Бада» и отбивал ногой ритм «Folsom Prison Blues» Кэша. Надпись на его футболке гласила: «Я люблю свою страну. Но ненавижу государство». Даже размер XXL был ему маловат, и футболка не могла спрятать бледную складку жира над джинсами. Мысленно Эллис поблагодарил его за то, что пояс не съехал ещё ниже.
— Привет, Уоррен, — хлопнул он друга по спине и сел на соседний табурет.
— Ну-ну, полегче! — повернулся тот с ухмылкой и наигранно поднял брови. — Ну я не я, если это не мистер Роджерс. Рад тебя видеть, старина. Как делишки?
Уоррен протянул ему руку, и ладонь Эллиса утонула в его широкой пятерне. Точнее… После несчастного случая прошёл уже не один десяток лет, но взгляд Эллиса всё равно метнулся к обрубкам мизинца и безымянного пальца.
— Кто наш юный друг за стойкой? — спросил он, пытаясь привлечь внимание бармена — парня в чёрной футболке, с зубочисткой в зубах.
— Фредди, — ответил Уоррен. — Он итальянец. Так что, смотри, без шуток про макаронников, а то пойдём на корм «рибам».
— А Марти где?
Уоррен пожал плечами.
— Наверное, выходной взял. Или уволился. Пёс его знает.
— Фредди? — позвал Эллис юношу. Тот ковырялся во рту зубочисткой, привалившись к стойке спиной и выставив локти. — Не дашь мне бутылочку «Бада»?
Фредди кивнул и откупорил высокую коричневую бутылку. Шлёпнул на стойку перед Эллисом квадратную салфетку, поставил на неё покрытую испариной бутылку и вернулся к прежнему занятию.
— Что, «Львы» сегодня играют? — спросил Эллис, кивнув в сторону телевизора, и снял пальто.
— Ага, против «Краснокожих», — ответил Уоррен. — Вот увидишь, вчистую продуют.
— Совсем ты наших ребят не жалуешь.
— А за что? Будь у них хоть один нормальный игрок… — Уоррен допил пиво и громко стукнул бутылкой о стойку, так что Фредди очнулся и поставил ему другую.
— Так, может, ты к ним пойдёшь? После родов, конечно. На каком ты месяце, восьмом, девятом?
— Смешно. Сам придумал? Ты же отлично знаешь… — Он попытался изобразить Марлона Брандо, но загудел, как гнусавый Вито Корлеоне: — Я мог иметь занятие. Я мог быть кем угодно.
— Ну да, если бы да кабы. Кстати говоря… — Эллис достал из внутреннего кармана пальто скреплённую кипу измятых листов. Они пестрели пятнами кофе и заметками на полях, а по центру в две колонки мелким шрифтом тянулся текст вперемешку с уравнениями.
— Это что? — спросил Уоррен. — Всё ломаешь зубы о гранит науки? Теперь и в бар свою работу носишь?
— Нет, это мой личный труд. Уже не первый год им занимаюсь, ну знаешь, как хобби. Слышал про теорию относительности? Чёрные дыры?
— Я что, на Стивена Хокинга похож?
Эллис ухмыльнулся.
— Немного. Особенно, если сядешь ровно и будешь внятно говорить.
Уоррен притворно захохотал.
— Ну ты сегодня в ударе. — Он поймал взгляд Фредди. — Слыхал этого парня? Настоящий Мо Ховард.
Фредди в это время доставал три бутылки светлого пива для женщин, севших в дальнем конце бара. Он повернулся и недоумённо нахмурился.
— Кто?
— Как это кто? Один из «Трёх балбесов».
Фредди покачал головой.
— Господи, ты серьёзно? Мо, Ларри и Кёрли. Лучшие комики нашего времени.
— «Нашего» — это какого? — с издёвкой уточнил Фредди, очаровательно улыбнувшись.
— Понятно. — Уоррен привычно скривил рот, как бы говоря: «Ох уж эта молодёжь…» — чему Эллис всегда удивлялся, ведь он знал Уоррена Экарда ещё с той поры, когда они сами были так же молоды и несносны.
Его друг пролистал исписанные страницы и покачал головой, словно детектив на месте зверского преступления.
— Нашёл же ты себе развлечение. Таким геморроем по доброй воле страдаешь.
— Ты смотришь футбол, — возразил Эллис. — Я играю с квантовой…
— Футбол — это интересно.
— Физика тоже.
Уоррен ткнул пальцем в сторону телевизора: камера дирижабля показывала с неба огромный стадион «Федэкс-филд» в штате Мэриленд.
— Там на трибунах восемьдесят пять тысяч человек, а «Супер Боул»[3] каждый год смотрит сто миллионов. Вот что называется «интересно».
Ознакомительная версия.
