- Я люблю его всем сердцем, - без запинки ответила Санса.
- В самом деле? - Кажется, она его не убедила. - Даже теперь?
- Моя любовь к его величеству больше, чем когда-либо прежде.
- Кто-то научил вас лгать на совесть, - громко рассмеялся Бес. Когда-нибудь ты скажешь ему спасибо, дитя. Ты ведь еще дитя, не так ли? Или уже расцвела?
Санса вспыхнула. Какой грубый вопрос - но по сравнению с позором быть раздетой на глазах половины замка это еще пустяки.
- Нет, милорд.
- Это к лучшему. Если это может тебя утешить, я не хочу, чтобы ты выходила за Джоффри. Боюсь, никакой брак не помирит Старков и Ланнистеров после всего происшедшего. А жаль. Это был один из лучших замыслов Роберта, вот только Джоффри его испортил.
Санса знала, что ей нужно что-то сказать, но все слова застряли у нее в горле.
- Что притихла? Ты ведь этого хотела? Разрыва помолвки?
- Я... - "Что же сказать? Не хитрость ли это? Не накажет ли он меня, если я скажу правду?" Она смотрела на выпирающий лоб карлика, на угольно-черный глаз и пронзительный зеленый, на кривые зубы и жесткую, как проволока, бороду. - Я хочу одного - сохранить лояльность.
- Сохранить лояльность - и оказаться подальше от Ланнистеров. Вряд ли тебя можно упрекнуть за это. В твоем возрасте я хотел точно того же. Мне сказали, что ты каждый день ходишь в богорощу, - улыбнулся он. - О чем ты молишься, Санса?
"Молюсь за победу Робба, погибель Джоффри и возвращение домой. За Винтерфелл".
- За то, чтобы война скорее кончилась.
- Этого недолго ждать. Будет еще одно сражение - между Роббом и моим лордом-отцом; оно-то и решит исход войны.
"Робб побьет его, - подумала Санса. - Он уже побил твоего дядю, твоего брата Джейме - и твоего отца тоже побьет".
Можно было подумать, что ее лицо - это открытая книга, так легко карлик разгадал ее надежды.
- Пусть Окскросс не слишком радует вас, миледи, - сказал он, хотя и не сурово. - Битва - еще не война, а мой отец - далеко не дядя Стаффорд. В следующий раз, как пойдете в богорощу, помолитесь, чтобы вашему брату достало мудрости склонить колено. Как только Север заключит мир с королем, я отправлю вас домой. - Карлик спрыгнул с подоконника, где сидел. - На ночь можете остаться здесь. Я поставлю своих людей охранять вас - скажем, Каменных Ворон...
- Нет, - в ужасе выпалила Санса. Если она будет сидеть в башне Десницы под охраной людей карлика, как же сир Донтос сумеет ее освободить?
- Предпочитаете Черноухих? Хорошо, я дам вам Челлу, если с женщиной вам удобнее.
- Пожалуйста, не надо, милорд. Эти дикари пугают меня.
- Меня тоже, - ухмыльнулся он. - Но главное в том, что они пугают также и Джоффри со всеми его гадами и ползающими на брюхе псами, которых он именует Королевской Гвардией. Если рядом будет Челла или Тиметт, никто не посмеет обидеть тебя.
- Я лучше вернусь к себе. - В голову Сансе пришла вдруг подходящая ложь, которую она не замедлила высказать: - В этой башне убили людей моего отца. Их призраки будут тревожить мой сон, и я буду видеть кровь повсюду, куда ни взгляну.
Тирион Ланнистер посмотрел на нее:
- Дурные сны не чужды и мне, Санса. Быть может, ты умнее, чем я полагал. Позволь хотя бы проводить тебя обратно в твои покои.
КЕЙТИЛИН
Когда они нашли нужную деревню, уже совсем стемнело. Кейтилин не знала даже, как называется это место, - бежавшие жители унесли эту тайну вместе со всем своим скарбом, даже свечи из септы забрали. Сир Вендел зажег факел и ввел Кейтилин в низкую дверь.
Семь стен внутри растрескались и покосились. "Бог есть един в семи лицах, - учил ее септон Осминд, когда она была девочкой, - как септа есть единое здание с семью стенами". В богатых городских септах каждый из Семерых имел свою статую и свой алтарь, в Винтерфелле септон Шейли повесил на каждой стене резную маску, но здесь Кейтилин нашла только грубые рисунки углем. Сир Вендел вставил факел в кольцо у двери и вышел, чтобы подождать снаружи с Робаром Ройсом.
Кейтилин разглядывала лица. Отец был с бородой, как всегда. Матерь улыбалась, любящая и оберегающая. Под ликом Воина был изображен меч, под лицом Кузнеца - молот, Дева была прекрасна, изборожденная морщинами Старица - мудра.
А вот и седьмой... Неведомый, не мужчина и не женщина, но оба вместе. Вечный отверженец, пришелец из дальних стран, меньше и больше, чем человек, непознанный и непознаваемый. Здесь он был черным овалом, тенью со звездами вместо глаз. Кейтилин стало не по себе и подумалось, что она вряд ли найдет здесь утешение.
Она преклонила колени перед Матерью:
- Госпожа моя, взгляни на эту битву материнскими очами. Ведь все они чьи-то сыновья. Сохрани их, если можешь, и моих сыновей тоже сохрани. Не оставь Робба, Брана и Рикона и сделай так, чтобы я вновь была с ними.
Через левый глаз Матери змеилась трещина, и казалось, будто она плачет. Кейтилин слышала громовой голос сира Вендела и тихие ответы сира Робара - они говорили о предстоящей битве. Только они и нарушали тишину ночи. Где-то трещал сверчок, боги же молчали. "Хотела бы я знать, отвечали ли тебе когда-нибудь твои старые боги, Нед? Слышали ли они тебя, когда ты преклонял колени перед твоим сердце-деревом?"
Свет факела плясал на стенах, и лики богов менялись, как живые. Статуи в больших городских септах носят лица, которые им дали ваятели, но эти рисунки могли изображать кого угодно. Отец напоминал ей собственного отца, умирающего в своем Риверране. Воин был Ренли и Станнисом, Роббом и Робертом, Джейме Ланнистером и Джоном Сноу. Она даже Арью увидела в нем - правда, только на миг. Потом порыв ветра проник в дверь, факел зашипел, и струя оранжевого света унесла сходство.
Дым ел глаза, и Кейтилин протерла их своими израненными руками. Когда она снова взглянула на Матерь, это была ее собственная мать. Леди Миниса Талли умерла в родах, пытаясь дать лорду Хостеру второго сына. Ребенок умер вместе с ней, а из отца ушла частица жизни. "Она всегда была такая спокойная, - думала Кейтилин, вспоминая мягкие руки матери, ее теплую улыбку. - Будь она жива, и наши жизни сложились бы совсем по-иному. Что сказала бы леди Миниса о своей старшей дочери, стоящей перед ней на коленях? Я проехала много тысяч лиг, и все зря. Кому от этого польза? Дочерей я потеряла, Роббу я не нужна, Бран и Рикон наверняка считают меня холодной и бездушной. Меня даже с Недом не было в час его смерти".
У нее кружилась голова - а казалось, что септа кружится. Тени, словно испуганные животные, метались по растрескавшимся белым стенам. Кейтилин ничего не ела сегодня - пожалуй, это было неразумно. Она говорила себе, что осталась голодной из-за недостатка времени, но правда заключалась в том, что без Неда для нее всякая пища утратила вкус. "Отрубив ему голову, они убили и меня".
