– Думаю, да, если вообще можно правильно описать несправедливую ситуацию. Бедный старый дядюшка Альберт, он, наверное, совсем спятил, когда писал свое завещание. На самом деле, это мне надо сочувствовать, а вовсе не ему.
– Складывается впечатление, что старик хотел обеспечить вас возможностью получить приличное образование – не более и не менее того – а затем предоставить вас самому себе, чтобы вы самостоятельно искали место в жизни. Мне представляется, что это вполне разумное намерение.
– Я уже понял, как вы относитесь к данному вопросу.
– А вы со мной не согласны.
– Точно. Речь идет о двух абсолютно разных философских взглядах на образование.
– Мистер Кассиди, я совершенно уверен, что в данном случае скорее экономика, а не философия определяет ситуацию. Вам удавалось в течение тринадцати лет оставаться студентом дневного отделения университета и при этом не получить никакой степени и диплома – вы это делали для того, чтобы продолжать получать стипендию, назначенную вашим дядей. Вы с наибольшей выгодой для себя воспользовались не совсем точной формулировкой завещания, потому что вы бездельник и дилетант и у вас нет ни малейшего желания работать и служить обществу, дабы возместить тот урон, который ему наносит сам факт вашего существования. Вы авантюрист. Безответственный тип. Вы трутень.
– Ну хорошо. – Я кивнул. – Вы удовлетворили мое любопытство на предмет вашего образа мыслей. Спасибо.
Вексрот нахмурился и внимательно посмотрел на меня.
– Поскольку вам придется быть моим куратором в течение довольно длительного времени, – сказал я ему, – мне хотелось знать, как вы относитесь к некоторым проблемам. У меня нет к вам больше никаких вопросов.
– Вы блефуете, – хихикнул Вексрот.
– Как только вы подпишете мою карточку, – пожав плечами, проговорил я, – меня здесь не будет.
– Мне даже не нужно заглядывать в вашу карточку, – медленно начал мой наставник, – чтобы убедиться в том, что мне не придется быть вашим куратором в течение длительного времени. Пришел конец вашему безделью, Кассиди.
Я достал из кармана карточку и протянул ее Денису Вексроту. Не обращая на нее никакого внимания, он продолжал:
– Вы оказываете деморализующее влияние на многих в нашем университете… Мне ужасно любопытно, что сказал бы ваш дядя, если бы узнал, каким образом вы исполняете его волю. Он…
– Я спрошу его, когда он тут появится, – успокоил я Вексрота. – Впрочем, я навещал его в прошлом месяце, и у меня не сложилось впечатления, что он намерен сделать это в ближайшее время.
– Простите? Что-то я не…
– Дядя Альберт – один из тех счастливчиков, что оказались замешанными в скандале Поживем-Еще-Капельку. Около года тому назад. Помните?
Вексрот задумчиво покачал головой:
– Боюсь, что нет. Я думал, ваш дядя умер. По правде говоря, он должен быть мертвым. Если завещание…
– Это деликатный философский вопрос, – начал я. – С точки зрения закона он, конечно же, умер. Только дядя Альберт велел заморозить себя и положить в Поживем-Еще-Капельку – один из центров криоконсервации. Однако владельцы центра оказались, мягко говоря, не совсем честными людьми, и дядю перевели в другое учреждение подобного рода вместе с еще несколькими счастливчиками.
– Счастливчиками?
– Мне кажется, это самое подходящее слово. В книгах Поживем-Еще-Капельку числилось более пятисот клиентов, а на самом деле заморозили только около пятидесяти. Они получили огромные барыши таким способом.
– Послушайте, мне кажется, я чего-то не понимаю. А что стало с остальными?
– Самые лучшие части их тел и органы оказались на рынке. Еще одно поле деятельности, которое принесло центру Поживем-Еще-Капельку приличные деньги.
– Теперь, по-моему, я что-то припоминаю. А как же… останки?
– Один из партнеров владел еще и похоронным бюро. Он помогал избавляться от тел.
– О! Да… Подождите минутку. А что они делали, если приходили посетители с требованием показать им своего замороженного друга или родственника?
– Меняли таблички с именами. Одно замороженное тело очень похоже на другое, если смотреть на него через покрытое инеем стекло – что-то вроде леденца в целлофановой обертке. Короче говоря, дядя Альберт оказался одним из тех, кого они держали для демонстрации. Ему всегда везло.
– А каким образом удалось вывести их на чистую воду?
– Уклонение от налогов. Их погубила жадность.
– Понятно. Значит, ваш дядя может спросить у вас отчета – когда-нибудь?
– Такая возможность существует. Если честно, успешных возрождений было совсем немного.
– Ваш дядя объявится в один прекрасный день и попросит у вас отчета о вашей деятельности, а вас это совершенно не беспокоит?
– Я всегда решаю проблемы по мере их возникновения. Насколько мне известно, дядя Альберт пока еще не возник.
– Учитывая волю университета и вашего дяди, я считаю своим долгом указать вам, что вы наносите вред еще в одной области.
Я внимательно изучил кабинет. Даже под стул заглянул.
– Сдаюсь, – признал я свое поражение.
– Вы наносите вред себе.
– Себе?
– Вот именно, себе. Согласившись на легкую в экономическом смысле жизнь, вы поддаетесь инерции. Собственными руками лишаете себя возможности занять достойное положение в обществе. И замыкаетесь в своем безделье.
– Безделье?
– Безделье. Вы же болтаетесь здесь без дела целые годы.
– Получается, что вы действуете в моих интересах, стараясь выкинуть меня из Университета, так что ли?
– Точно.
– Мне очень неприятно вам это говорить, но история знает множество людей, подобных вам. Их принято судить достаточно строго.
– История?
– Не факультет истории. История как наука.
Вексрот вздохнул и покачал головой. Потом взял мою карточку, откинулся на спинку стула, подымил немного трубкой и начал внимательно изучать то, что я написал.
«Интересно, он действительно считает, что делает мне добро, стараясь разрушить мою жизнь? – подумал я. – Вполне возможно».
– Минутку, – проговорил вдруг Вексрот. – Здесь ошибка.
– Там нет ошибок.
– Количество часов проставлено неверно.
– Нет, верно. Мне нужно двенадцать. Там стоит двенадцать.
– Я ничего не имею против этого, но…
– Шесть часов на мой собственный проект, соединяющий в себе несколько дисциплин, изучение предмета на месте, в моем случае речь идет об Австралии.
– Знаете что, на самом деле это должен быть курс антропологии. Один из основных курсов. Но я имел в виду не это…
– Далее, три часа сравнительной литературы, вместе с курсом, посвященным изучению творчества трубадуров. Тут для меня все совершенно безопасно, к тому же я смогу воспользоваться видео – и еще один час на общественные науки, так же по видео я буду следить за текущими событиями. Здесь тоже все в порядке. Получается уже десять часов. Еще два часа на продвинутый курс плетения корзин – итого, двенадцать. Я свободен?
