Общительный Гошка быстро сдружился с трехлетней девочкой и вовсю ковырял ключом в спине заводной собаки.
— Ты знаешь, — тихо сказала Марина, глядя в сторону, — говорят, Евсино сдали…
— Кто говорит?
— Тут один… его вызвали.
— Откуда он знает?
— У него приемник иногда ловит разговоры по рации.
— Чьи разговоры?
— Не знаю. Случайные…
— Ну, разговоры, это еще не факт…
Я потрепал ее ободряюще по плечу. Евсино… Блин! Меньше часа на электричке. Если учесть, что от Неглинева до Евсино они дошли за три дня… Где же этот чертов корабль? Как бы не опоздать…
— А еще… — Марина смотрела в пол синими, совсем гошкиными глазами, — … говорят, будто их уже видели на окраинах Искитима…
— Ну, вот это уж точно, вранье! — отмахнулся я. — Тот, кто их видел, ничего уже говорить не может!
— Совершенно справедливо! — поддержал меня человек в пыльной шляпе и мутных очках. — Дурацкие слухи! За такие к стенке надо ставить! Это их шпионы специально распускают, чтобы вызвать панику.
— Что еще за шпионы? — лежавшая по соседству бабка выпростала ухо из-под платка.
— Да те самые, что нефтекомбинат подожгли! — охотно объяснил мужчина в очках. — И жилые дома на Гусинке они же взрывали!
— Дома взорвались, потому что там плиты на газу! — сказали у окна. — Жильцы посбегали, а газ незакрытый бросили — вот и утечка.
— А вы откуда знаете? — ревниво спросил запыленный.
— А оттуда! Где плиты электрические, ни одного взрыва не было!
— Было, было! — прогудел бас из другого угла. — Только сообщать перестали.
— А по мне уж лучше так, чем этих дождаться… Милое дело, сидишь дома — бах! И нет тебя.
— Да? А чего ж вы тогда на корабль проситься прибежали? Сидели бы себе дома!
— Да где он, тот корабль? Кто его видел?
— А ну тихо там, у окна! — раздался нервный окрик. — Из-за вас, дураков, всех за дверь попросят!
Разговор снова притих.
Мало, подумал я. Мало шансов. Как мы попадем на корабль? Как прорвемся через всю эту толпу? Я-то ладно, а Гошка? А Марина? Если начнется свалка, страшно подумать, что тут будет. Но даже если мы прорвемся. Допустим, прорвемся. Я зубами буду грызть все и всех, но мы прорвемся. И что? Как, спрашивается, корабль, чем бы он ни был — подлодкой, самолетом или ракетой — выберется из мертвого окружения? Да куда еще завезет? Впрочем, сейчас это неважно. Главное — попасть на борт. А шансов с каждой минутой все меньше. И, пожалуй, единственный способ — идти, как тот бандюган — с автоматом. Он хоть и пьяный в стельку, а не дурак. И наверняка уже на корабле…
Хлопнула входная дверь, и я вдруг увидел его на пороге квартиры. Если бы не белобрысый ежик и не долговязая карандашная фигура, узнать его было бы трудно. Ни очков, ни плаща, ни баула на колесах, ни, тем более, автомата при нем не было. А главное — он был тих, подавлен и абсолютно трезв!
Осторожно ступая, он прошел к свободному пятачку в центре комнаты и сел, обхватив свои тощие коленки и уткнувшись в них лицом.
— Эй, новенький! — позвали его от списков. — Слышь, белобрысый!
Парень поднял голову.
— Собеседование прошел? — спросил все тот же человек с шариковой ручкой.
Казалось, он знает ответ.
Белобрысый кивнул.
— Записывайся тогда. Как звать?
— Анальгин.
— Это что, имя или фамилия?
Парень пожал плечами и ничего не ответил.
— Ну, Анальгин, так Анальгин… — человек вписал имя в захватанный листок. — Семьсот четырнадцатый будешь!
— Извините, а что там, на собеседовании, спрашивают? — поинтересовалась сидящая рядом с Анальгином женщина.
— Да ничего там не спрашивают! Хотя… — семьсот четырнадцатый задумался. — Хотя отвечать-то приходится…
— А вы что отвечали? — не отставала любопытная тетка.
— А что я отвечу? — Анальгин опять уткнулся в коленки. — У меня семья в городе осталась. Жена, сын…
— Как так — осталась?! — женщина всплеснула руками. — Почему же вы их сюда не привезли?!
Все головы повернулись к белобрысому.
— Потому что нельзя мне домой! — Анальгин ударил кулаком в пол. — Ловят меня на них, как на живца!
— Кто ловит?
— Братва! Кто! Осатанели со страху. Приду домой — сразу мочканут. И меня, и Галку, и Дениску…
— А за что? — все любопытствовала соседка.
Анальгин сплюнул на пол, растер каблуком.
— Ясно, за что. Слух-то давно ходит… Чтобы выжить, кровь нужна. А тут кто-то сказал — верняк. Положишь двух своих — спасешься. За две жизни одну выкупишь…
В комнате повисла тишина.
— Ну мы и раскинули по честнухе, — бормотал Анальгин, — кому жить, а кому — хватит. Да не мой вышел расклад. Выпало мне под нож, а что я им, баран? Вырвался, убежал. Теперь ловят. Галку звонить заставляют, домой звать, — он схватился за голову. — А я ж чувствую, что у нее голос неживой! Все равно их кончат, хоть со мной, хоть без меня!.. — клок белых волос остался у него в кулаке. — И что мне теперь? Одному спасаться, или идти, втроем подыхать?!
Некоторое время все, кто был в комнате, молчали. Только у двери надсадно кашлял старик, уткнув лицо в шапку.
Однако, что же это мы сидим, подумал я. Какие бы ни были тут трагедии и драмы, а факт остается фактом: человек, заявившийся после нас, уже прошел собеседование! Действовать, действовать надо! Найти управдома, пусть нас тоже ведет! А то я его и без автомата последнего глаза лишу!
— Будь наготове, — шепнул я Марине. — Как только мигну от двери, выбирайтесь с Гошкой незаметно.
— А ты куда? — испуганно спросила она.
— Не бойся. Просто потолкую с управдомом…
На площадке, к моему удивлению, царило лихорадочное оживление. Железная дверь была распахнута, напротив нее стоял грузовик с откинутым бортом. Какие-то серые, оборванные люди торопливо снимали с грузовика тяжелые ящики, затаскивали их в подъезд и спускали в подвал. На крыльце стоял управдом и делал отметки на клочке бумажки.
— Может, помочь? — деловито спросил я.
Управдом скользнул по мне глазом.
— Да нет, заканчиваем уже.
— А что это за ящики?
Он ответил не сразу.
— Тридцать два, тридцать три… все, последний! Закрывай!
Вдвоем с управдомом мы закрыли борт, грузовик развернулся и укатил под гору.
— Это что, продукты? — снова спросил я.
— Да какое там! — он рассмеялся. — Чудик один явился вместе с коллекцией каких-то камней! Всю жизнь собирал. Цены, говорит, нет! А мне — куда их? Хорошо хоть, в подвал поместились! А то пришлось бы на улице бросить. Никак народ не поймет, что туда, — он значительно посмотрел на меня, — ничего с собой не возьмешь! Ни еды, ни денег, ни оружия…
