– Отлично. Я могу спать на кушетке.
– Эйса, – сказала она, – перестань быть джентльменом. Я не хочу, чтобы ты был джентльменом. Я же сказала, что остаюсь с тобой, запомни.
Боусер лежал в своем углу, глядя на нас обвиняющими, скорбными глазами, когда утром мы сели за стол.
– Он, кажется, должен поправиться, – заметила Райла.
– О, с ним все в порядке, – заверил я ее. – Он поправится быстро.
– А давно он у тебя?
– Со мной он живет несколько лет. Поначалу он был очень степенной и воспитанной городской собакой. Когда мы выходили на прогулку, он обычно лениво гонял птиц. Но как только мы приехали сюда, он переменился. Стал возбужденным, и у него появилась мания – сурки. Пытается вырыть их из земли. Почти каждый вечер я вынужден ходить за ним, вытаскивать из очередной норы сурка, который, как правило, сражается с ним в глубине своей норы. Вот чем, как я думал, был занят Боусер минувшей ночью.
– И видишь, что случилось, когда ты не пошел искать его!
– У меня были дела поважнее, а кроме того, я подумал, что для него, может быть, и хорошо будет, если оставить его на всю ночь снаружи.
– Но, Эйса, это был наконечник Фолсона. Я не могу ошибиться, потому что видела их слишком много, и они мне хорошо известны. Ты говоришь, что какой-нибудь ребенок мог сделать это, но я-то знаю, что ни один ребенок не сможет закрепить его на древке. И ты что-то говорил о костях динозавра.
– Я говорил тебе, что это собака, путешествующая во времени, хотя это и нелепо звучит.
– Эйса Стил, ты же знаешь, что это невозможно! Никто не может путешествовать во времени, и уж никак не собака.
– Прекрасно. Объясни мне, откуда взялись свежие кости динозавров.
– Может быть, это были кости какого-нибудь другого животного?
– Леди, уж в этом-то я разбираюсь. В колледже я изучал палеонтологию, и динозавры были моим хобби. Я читал все публикации, какие могли попасть в мои руки, и однажды мы год собирали кости динозавров для музея. Я провел целую зиму, собирая их вместе и изготавливая части скелета, которых недоставало, раскрашивая их в белый цвет, чтобы никто не обвинил нас в подделке.
– Но свежие!
– Клочки плоти еще висели на них. Остатки хрящей и сухожилий. Мясо выгрызено полностью. Это – Боусер. Очевидно, он нашел разлагающийся скелет и вывалялся в нем, собирая на себя любимый запах. Три дня я чистил его, потому что он вонял так, что жить с ним было невозможно.
– Раз ты так говоришь – прекрасно. А как ты объясняешь это?
– Никак. Это было, а объяснять я даже и не пытаюсь. Какое-то время и поиграл с идеей, что, быть может, несколько динозавров помельче дожили до настоящего времени и что Боусер каким-то образом нашел одного из них, когда тот умер. Но в этом было смысла не больше, чем в собаке, путешествующей во времени.
Послышался стук в дверь.
– Кто там? – громко крикнул я.
– Это Хайрам, мистер Стил. Я пришел навестить Боусера.
– Входи, Хайрам, – сказал я. – Боусер тут. С ним случилась неприятность.
Хайрам шагнул внутрь, но, увидев за столом Райлу, чуть не выскочил обратно.
– Я зайду позже, мистер Стил. Я не видел Боусера снаружи, поэтому и зашел…
– Все в порядке, Хайрам. Эта леди – мисс Эллиот, моя знакомая, с которой я не виделся очень давно.
Он вошел, шаркая, сорвал шляпу и прижал ее обеими руками к груди.
– Очень рад с вами познакомиться, мисс. Это ваша машина у ворот?
– Да, – ответила Райла.
– Она большая. Я никогда не видел такой большой машины. И она так приятно сверкает, в нее можно глядеться.
Он поймал взгляд Боусера в углу и поспешил вокруг стола, опустился возле него на колени.
– Что с ним? У него на ляжке нет волос.
– Я их срезал, – объяснил я. – Пришлось это сделать. Кто-то попал в него стрелой.
Это объяснение, не вполне точное, было достаточно простым, чтобы Хайрам его понял и не стал задавать вопросы. О стрелах он знал. Многие дети в городе имели лук и стрелы.
– Он сильно поранен?
– Не думаю.
Хайрам, согнув руку, обнял плечи Боусера.
– Это неправильно, – сказал он, – шнырять тут и стрелять в собак.
Боусер, выражая симпатию, бойко стучал хвостом по полу и лизал Хайрама в лицо.
– Особенно в Боусера, – продолжал Хайрам. – Нет собаки лучше Боусера.
– Хайрам, хочешь кофе?
– Нет, вы завтракайте. Я хочу еще посидеть с Боусером.
– Можно сделать тебе яичницу.
– Благодарю вас, мистер Стил. Я уже позавтракал. Я останавливался у Реверенда Якобсона, и он угостил меня на завтрак оладьями и сосисками.
– Ну тогда ладно. Оставайся с Боусером. Мне хочется показать мисс Эллиот окрестности.
Когда мы были уже во дворе, за пределами слышимости, я сказал Райле:
– Не позволяй Хайраму надоедать тебе. С ним не все в порядке. Хотя он безвреден. Бродит тут повсюду. Городок в какой-то мере заботится о нем. Люди кормят его, когда он приходит. У него есть все, что нужно.
– Но где он живет?
– Ниже по реке у него есть хижина, в которой он проводит не очень много времени. Обычно он ходит по округе, навещая друзей. Он и Боусер – большие друзья.
– Я заметила это.
– Он утверждает, что они с Боусером разговаривают. Что он рассказывает что-то Боусеру, а тот отвечает. И не только с Боусером. Он друг всех животных и птиц. Он садится во дворе и обращается к косоглазой малиновке, и птица стоит, наклонив голову на бок, и слушает его. Временами можно поклясться, что она понимает его. Он выходит в лес навестить кроликов и белок, бурундуков и сурков. Он отправляется за Боусером, чтобы выручить сурка. Говорит, что если бы собака оставила их в покое, они приходили бы и играли с ним.
– Он кажется слабоумным.
– О, в этом можешь не сомневаться. Но люди, подобные ему, встречаются на земле повсюду. Они есть не только в маленьких деревушках.
– Ты говоришь так, словно любишь его.
– Точнее, он не приносит мне хлопот. От него нет никакого вреда. Как ты говоришь, он – простая душа.
– Боусер любит его.
– Боусер его обожает.
– Ты сказал… Мне кажется, ты сказал, что здесь сорок акров. Что в мире могло бы заставить человека, подобного тебе, удовлетвориться сорока акрами?
– Пойдем, поглядим, – сказал я ей, – возможно, ты поймешь. Слушай птиц. Погляди вон туда, на этот старый яблоневый сад в цвету. Урожай яблок – каждый год. Большинство из них мелкие и червивые. Я полагаю, что мог бы их обработать, но это масса лишних хлопот. Но и маленькие, и червивые – это яблоки, которые большинство людей забыло, если когда-нибудь и знало. Видишь, вот снежно-белое старое дерево и два или три красно-коричневых. Ты никогда не захочешь ничего другого, если отведаешь с красно-коричневого.
Она засмеялась.
– Ты рассмешил меня. Ты всегда меня смешил в своей особенной, мягкой манере. Ты здесь не ради пения птиц или каких-то давно забытых яблонь. Это, конечно, может быть часть всего, но за этим кроется нечто большее. Ночью ты говорил, что пришел сюда, чтобы найти кое-что, но не сказал, что именно.
