— Понятно.
Дальше этого интерес Ифигении к планам Джерсена не простирался, и она не участвовала в беседе Кирта с Эдельродом.
— Я бы хотел переговорить с Какарсисом Азмом. Это возможно?
Эдельрод задумчиво подергал длинный нос.
— Трудное дело. Он должен сотрудничать с Гильдией, а такого человека, ясное дело, тщательно охраняют. Конечно, можно попытаться. Как насчет монеты?
— Пятьдесят севов — в казну Гильдии, еще пятьдесят — мастеру Гильдии, двадцать-тридцать — вам. Но не более того.
Эдельрод, толстяк неопределенного возраста с гривой жестких черных волос, надул губы.
— Не королевский размах. На Саркое щедрость ставят выше всех других достоинств.
— Если я правильно понял намек, плата вас не устраивает. Что ж, обращусь к кому-нибудь другому.
— Погодите, — вздохнул Эдельрод, — я попробую что-нибудь разнюхать.
Джерсен присел рядом с Ифигенией, которая напустила на себя деланное безразличие. Эдельрод вернулся сияющий.
— Я все уладил. Цена будет лишь чуть больше названных сумм. — Он возбужденно щелкнул пальцами.
— Я тут подумал, — процедил Джерсен, — Мне не так уж и нужно говорить с мастером Азмом.
Эдельрод слегка встревожился.
— Но это возможно. Я уже договорился.
— Может быть, в другой раз.
Эдельрод скривился:
— В ущерб себе я могу обойтись суммой в двести севов или около того.
— Информация того не стоит. Завтра я улетаю в Кадан, где мой старый друг, мастер Кудироу, все устроит.
Эдельрод вытаращился на него, изумленный.
— Ну так это меняет все! Что же вы не упомянули Кудироу раньше? Думаю, глава Гильдии умерит свои запросы.
— Вы знаете верхний предел.
— Хорошо. — Эдельрод состроил кислую гримасу. — Встреча состоится сегодня, чуть позже. А пока чего бы вы хотели? Может, осмотрим окрестности? Погода хорошая, в лесах полно цветов, душилок, взрывчатых деревьев. Проложены безопасные тропы.
Неутомимая Ифигения поднялась. Эдельрод повел их по тропе, которая пересекала солоноватую реку и петляла по лесу.
Растительность оказалась типичной для Саркоя. Высокий подлесок был окрашен в черно-коричневые тона, ниже сверкали красные, зеленые, бледно-голубые. Эдельрод указал на маленький серый гриб:
— Это — источник твитуса. Отличный яд! Если давать его два раза в неделю в сочетании с мерваном, образуется соединение, которое незаметно для жертвы скапливается в коже и становится смертельным лишь на прямом солнечном свету. Я знал людей, которые из страха перед отравлением до конца дней прятались под тентом.
Они вышли на поляну. Эдельрод быстро обвел ее взглядом.
— У меня нет явных врагов, но здесь недавно умерло несколько человек… Сегодня, вроде бы, все в порядке. — Он указал на чахлый кустарник со светлой корой и желтыми круглыми листьями. — Некоторые зовут его «денежное дерево», другие — «все за ничего». Он абсолютно безвреден, как в естественном виде, так и после обработки. Вы можете попробовать любую его часть: листья, кору, почки, корни — и отделаетесь легким расстройством желудка. Один из наших мастеров, досадуя, что от растения нет никакого толку, потратил несколько лет на исследования и недавно выделил вещество необычайной мощи. Будучи растворенным в метицине и распыленным в воздухе, оно проникает в тело через глаза, вызывая вначале слепоту, затем немоту, а потом и полный паралич. Вы только подумайте! Из бесполезного растения извлечь полезный и эффективный яд! Это ли не доказательство человеческой настойчивости и изобретательности!
— Поразительное достижение! — подхватил Джерсен, а Ифигения промолчала.
Эдельрод продолжал:
— Нас часто упрекают в приверженности к ядам естественного происхождения и пренебрежении к лабораторным исследованиям и синтезу. Однако природные яды, изначально связанные с живой тканью, более действенны.
— Я бы скорее предположил наличие каталитических добавок в естественных ядах, — возразил Джерсен, — нежели какую-либо метафизическую связь.
Эдельрод заметил назидательно:
— Вы недооцениваете роль разума. Возьмем… Здесь где-то поблизости должен быть… Да, вот! Поглядите на эту рептилию.
Под покровом бело-голубых листьев затаилось мелкое ящероподобное создание.
— Это — менг. Из одного его органа получают вещество, которое затем продают под разными названиями — «улгар» и «фурукс». Повторяю: одно и то же вещество! Однако, когда его продают под названием «улгар» и применяют соответственно, у жертвы наблюдаются спазмы, укушение языка, потеря рассудка. Если же ему присваивают название «фурукс», происходит размягчение костей. Что скажете? Разве это не метафизика чистой воды?
— Конечно, интересно… Гм… А что случается, если вещество продают под видом, ну, воды?
Эдельрод подергал себя за нос.
— Очень интересный эксперимент… Я полагаю… Но это не удастся подтвердить на опыте. Кто будет покупать воду, да еще за такую цену?
— Я недостаточно обдумал свое предложение, — согласился Джерсен.
Эдельрод извиняюще кивнул.
— Вовсе нет, вовсе нет. На этом можно построить интересные вариации. Например, сероцвет. Кто догадывался, что запах способен отравить? А грандмастер Штрубал подвесил сероцвет венчиком вниз и оставил на месяц в темноте, в результате чего он стал смертельно ядовитым. Одно лишь дуновение убивает. Достаточно медленно пройти мимо объекта.
Ифигения остановилась, чтобы подобрать маленький кварцевый голыш.
— Какое ужасное вещество вы извлекаете из этого камня?
Эдельрод оторопел:
— Вообще никакого… насколько я знаю. Хотя мы используем такие камешки в качестве жерновов, когда размалываем семена фотиса. Не беспокойтесь, галька вовсе не так безопасна, как кажется.
Ифигения с раздражением отбросила камешек.
— Невероятно, — пробормотала она, — чтобы люди посвятили себя подобной деятельности!
Эдельрод пожал плечами:
— Мы приносим пользу: каждый человек хоть однажды ощущает нужду в яде. У нас к этому особые способности, и мы обязаны реализовать их, — Он с любопытством поглядел на Ифигению. — Обладаете ли вы подобным умением?
— Нет.
— На постоялом дворе продается буклет «Основы искусства приготовления и использования ядов». Думаю, в него входит рецептура основных алкалоидов. Если вы заинтересуетесь…
— Благодарю, у меня нет подобных намерений.
Эдельрод вежливо кивнул, признавая, что каждый выбирает в жизни собственный путь.
Тем временем лес начал редеть, тропа расширилась и вернулась в степь. На краю города возносились к небу восемь шпилей строения из окованных железом бревен, десять железных дверей которого выходили в степь. Рядом притулилось множество лавчонок.
