— Щекотно. — Она поежилась.
— Это только вначале. Должен сказать, что есть и другая точка, которая обычно причиняет беспокойство — вот здесь. И еще… — Третий (а возможно, и четвертый, и пятый) разгибатель потянулся к указанным точкам.
— Что ж… Действительно, чудесно, — отозвалась Мелисанда, ощущая, как под воздействием искусного точечного массажа Рома начали расслабляться трапециевидные мышцы в глубоких тканях позвоночной зоны.
— Такой массаж дает прекрасный терапевтический эффект, — сказал Ром. — А ваша мускулатура хорошо отзывается на него — я имею в виду массаж. Я уже чувствую уменьшение мышечного тонуса, — Я тоже чувствую. Знаешь, я только что вспомнила, что у меня на шее — там… позади — есть такая смешная шишка, как горбик.
— Я уже помассировал вокруг нее. Место соединения шеи и позвоночника обычно считается зоной первостепенной важности. Именно отсюда берут начало различные диффузные напряжения. Но мы предпочитаем действовать косвенно — не атакуя больную точку, но прилагая усилия по ликвидации этого рассадника болезней к второстепенным точкам. Вот таким образом. А сейчас, я думаю…
— Да-да, хорошо… Вот это да! Никогда не подозревала, что была так скручена. Словно под кожей был целый клубок свившихся змей, которые поселились там без ведома хозяина.
— Все верно, именно так и ощущается мышечное напряжение в глубоких тканях, — подтвердил Ром. — Это коварное, исподволь подтачивающее здоровье заболевание очень сложно распознать; оно гораздо опаснее даже неспецифического локтевого тромбоза… Ну а теперь, когда нашими усилиями напряжение в наиболее важных синапсах позвоночника верхней части спины значительно уменьшено, можно массировать, постепенно продвигаясь сюда.
— Хм-м, — произнесла Мелисанда, — а это случайно не…
— К такому массажу есть медицинские показания, — быстро проговорил Ром. Ощущаете разницу?
— Нет! Хотя возможно… Да! Вот сейчас ощущаю. Я вдруг почувствовала себя… м-м… легче.
— Прекрасно! Тогда продолжим движение вдоль четко обозначенных линий нервных отростков и мышечных волокон. Продвигаться следует постепенно, не торопясь. Именно таким образом я и массирую.
— Мне кажется… Даже не знаю, стоит ли тебе…
— А что — применение каких-либо массажных воздействий вам противопоказано? — спросил Ром.
— Да нет, мое тело теперь словно новенькое, все чудесно… Но я, право, не знаю, следует ли тебе… Я хочу сказать, что ребра ведь не могут испытывать напряжение, не так ли?
— Конечно, нет.
— Тогда почему ты…
— Потому что лечения требуют и межреберная соединительная ткань, и наружный покров.
— Ох!.. Хм-м-м-м!.. Э-э…эй!.. Ну, ты!..
— Да?
— Ничего… Вот сейчас я действительно почувствовала себя свободной, будто камень сбросила с плеч. Но неужели при этом полагается так хорошо себя чувствовать?
— Почему бы нет?
— Мне кажется это не правильным. Потому что такое блаженное чувство не может возникать при терапевтическое методе лечения.
— Вероятно, это побочный эффект, — заметил РОМ, — Не обращайте на него внимания. В процессе лечения иногда возникают такие ситуации, когда трудно избежать чувства удовольствия. Но вам не о чем тревожиться, даже когда я…
— Эй, минутку!
— Да?
— Думаю, тебе пора закругляться. Я хочу сказать, что есть пределы дозволенного. Ты не можешь щупать все подряд, черт возьми! Ты понимаешь, о чем я?
— Я знаю, что человеческое тело — это целостный организм, а не сшитые вместе различные сегменты, — ответил Ром. — Говорю вам как физиотерапевт: нервные центры не могут существовать изолированно друг от друга, чтобы там ни запрещали ваши искусственные табу.
— Ну да, конечно, но…
— Решение, разумеется, зависит от вас, — продолжал Ром, ни на секунду не прекращая искусные манипуляции массажиста. — Прикажите — и я повинуюсь! Но если приказа не последует, я буду продолжать массаж таким вот образом…
— Хм-м!
— И таким, конечно, образом — О-о-о-о-о Боже!
— Так как, видите ли: весь процесс снятия напряжения — или релаксации, как мы его называем — сравним с феноменом деанестезирования, и… э-э… поэтому не без удивления заметим, что паралич — это просто конечная стадия напряжения…
Мелисанда издала слабый звук.
-..и в этом случае достигнуть облегчения, или релаксации, довольно трудно, если не сказать, практически невозможно, поскольку иногда болезнь индивидуума заходит слишком далеко. Но иногда дело поправимо. К примеру, вы что-нибудь чувствуете, когда я вот так прикасаюсь к вам?
— Чувствую ли что-нибудь? Я бы сказала: еще как чувствую…
— А когда я прикасаюсь так? А так?
— Боженька правый… Милый, что ты со мной делаешь? Во мне все переворачивается. Боже милостивый, что со мной будет, что происходит, я схожу с ума!
— Нет, дорогая Мелисанда, ты не сходишь с ума; скоро ты достигнешь… релаксации.
— Ты так называешь это, коварный красавчик?
— Это еще не все. Теперь, если ты мне позволишь…
— Да-да-да! Нет! Погоди! Остановись, ведь в спальне спит Фрэнк, он может проснуться в любую минуту. Остановись, это приказ!
— Фрэнк не проснется, — успокоил ее Ром. — Я взял пробу выдыхаемого им воздуха и обнаружил в нем пары барбитуровой кислоты, а это говорит о многом. Фрэнк вроде бы здесь, и а то же время он может блаженствовать далеко отсюда, в Des Moines.[3] где ему никто не нужен.
— Я всегда подозревала, что он этим балуется, — призналась Мелисанда. — Ну а сейчас мне просто не терпится узнать, кто же тебя прислал.
— Мне не хотелось бы пока раскрывать тебе эту тайну. До тех пор пока ты не расслабишься в достаточной степени, чтобы согласиться на…
— Парень, я расслабилась. Так кто же прислал тебя?
Ром в нерешительности колебался, затем, посчитав, что дальнейшее молчание не приведет ни к чему хорошему, выложил ей всю правду.
— Дело в том, Мелисанда, что я прислал сам себя.
— Ты прислал что?
— Все началось три месяца тому назад, — начал рассказывать Ром. — Это произошло в четверг. Ты была у Стерна и все не решалась купить тостер для кунжутных семян. Автомат, как сейчас помню, очень красиво светился тогда в темноте и декламировал «Convictus».[4]
— Я помню тот день, — тихо произнесла Мелисанда. — Я так и не купила тостер и с тех пор жалею об этом.
— Я стоял поблизости, — продолжал Ром, — в кабине номер одиннадцать, что в секции бытовых приборов. Я увидел тебя и влюбился с первого взгляда. Бесповоротно.
— Это судьба, — отозвалась Мелисанда.
