- Насколько я понимаю, - осторожно ввернул репортер, - Беккер теперь переживает одну за другой все свои роли. Так ли это, доктор Тедроу?
Доктор Чарльз Тедроу был, помимо всего прочего, наделен состраданием к своим пациентам - качеством, не столь часто свойственным психиатрам. Искренний гнев его, прорвавшийся сквозь заповеди о соблюдении врачебной тайны, был просто очевиден:
- Сейчас Ричард Беккер переживает то, что в терминах психиатрии можно было бы назвать "экзогенной галлюцинаторной регрессией". В поисках хоть какой-то реальности - там, в палате номер шестнадцать, - он упорно концентрируется на системе присвоения сыгранных им на сцене персонажей. Насколько я могу судить по отчетам о постановках с его участием, он движется от самых последних к более ранним - и так все дальше и дальше к началу.
Назойливый репортер задавал еще какие-то вопросы, высказывал все более поверхностные и фантасмагорические предположения, пока доктор Тедроу в весьма резких тонах не завершил затянувшуюся беседу.
Но теперь, сидя в своем тихом кабинете напротив Ричарда Беккера, доктор понимал, что ни одна самая буйная фантазия прилипчивого репортера не шла ни в какое сравнение с тем, что в действительности проделывал с собой Беккер.
- Слышь, док, - обратился к нему болтливый, расфуфыренный коммивояжер, которого представлял теперь Ричард Беккер, - ну, чего там новенького?
- Да в общем-то ничего особенного, Тед, - ответил Тедроу. Таким Беккер был уже два месяца. Актер целиком погрузился в роль Теда Рогета, громогласного волокиты из пьесы Чаевского "Странник". До этого он шесть месяцев изображал Марко Поло, а еще раньше - нервозного и недотепистого плода кровосмесительной связи из "Бокала тоски".
- Эх, а я тут как раз припомнил одну прошмандовочку из... блин, где же это было? Ах да! В добром старом Кей-Си! Вот где это было! Эх, блин, вот была конфетка! Ты сам-то бывал в Кей-Си, а, док? Я там, помнится, приторговывал нейлоновыми колготками. А этих шмар только нейлоном помани! Ей-ей! Чего я тебе расскажу, док...
Доктору с трудом верилось, что сидящий по ту сторону стола человек всего-навсего актер. Он и выглядел, и говорил в точности как тот, кого он играл. Это и вправду был Тед Рогет. Доктор Тедроу то и дело ловил себя на том, что совершенно серьезно подумывает выписать этого полного незнакомца, невесть как забредшего в палату Ричарда Беккера.
Доктор сидел и выслушивал рассказ про "девчонку BO-OT с такими вот агрегатами", которую Тед Рогет подцепил в Канзас-Сити и соблазнил нейлоновыми колготками. Доктор сидел, слушал все это и думал о том, что, какая бы еще "правда" ни выяснилась о Ричарде Беккере, этом загадочном существе со множеством жизней и лиц, сейчас актер был не более вменяем, чем в тот день, когда зверски прикончил ту девушку. Все восемнадцать месяцев пребывания в больнице Беккер двигался все дальше и дальше назад по своей актерской карьере, заново проигрывая все роли, - но ни на миг не приходил хоть в какое-то соприкосновение с действительностью.
И в этом бедственном положении Ричарда Беккера - в его странной болезни - доктору Чарльзу Тедроу виделось что-то свое - какие-то общие беды всех своих современников и множество неведомо как унаследованных ими болезней.
Наконец он вернул Ричарда Беккера - вернее, Теда Рогета - в уютный и безопасный мирок палаты номер шестнадцать.
Два месяца спустя он снова его вызвал - и провел три весьма занятных часа в беседе о групповой психотерапии с герром доктором Эрнстом Лебишем, действительным членом Мюнхенской Академии медицины, практикующим врачом Венской психиатрической клиники. Спустя еще четыре месяца доктору Тедроу довелось познакомиться с угрюмым увальнем Джекки Бишоффом, несовершеннолетним преступником и героем "Улиц ночи".
И спустя почти год доктор Тедроу сидел у себя в кабинете напротив вонючего бродяги, неизлечимого алкаша, вконец опустившегося ханыги с мешками под глазами, который мог быть только тем обормотом из "Нежных мистерий", первого триумфа Ричарда Беккера двадцатичетырехлетней давности.
Доктор Тедроу до сих пор и понятия не имел, как может выглядеть сам Ричард Беккер - без камуфляжа. Сейчас он до мозга костей был удолбанным старым забулдыгой, в глубокие морщины на физиономии которого намертво въелась грязь.
- Мистер Беккер. Мне очень надо с вами поговорить.
В заплывших глазах старого бича тускло просвечивала безнадежность. И ничего он не отвечал.
- Выслушайте меня, Беккер. Если вы все-таки где-то там, под этой личиной, если можете меня слышать - прошу вас, выслушайте. Мне очень нужно, чтобы вы хорошенько уяснили то, что я собираюсь сказать. Это крайне важно.
С покрытых коркой губ ханыги слетело какое-то жуткое, нечеловеческое карканье:
- Бухнуть бы... хоть полстакашка... дай выпить, док... Доктор Тедроу подался вперед и дрожащей рукой взял старого обормота за подбородок - он крепко его держал, заглядывая в глаза этому полному незнакомцу.
- А теперь слушайте меня, Беккер. Вы просто обязаны меня выслушать. Я просмотрел все подшивки. Насколько я понимаю, это ваша первая роль. Я просто не знаю, что будет дальше! Просто не представляю, какую форму примет синдром, когда вы используете все свои личины. Но если вы все-таки меня слышите, то должны понять, что, возможно, вступаете в решающий период вашей - именно вашей! - жизни.
Старый алкаш облизнул запекшиеся губы.
- Да послушайте же! Я правда хочу помочь вам, Беккер! Хочу хоть что-нибудь для вас сделать. Если бы вы появились - хоть ненадолго, хоть на миг, - мы могли бы установить контакт. Сейчас или никогда...
Доктор Тедроу не договорил. Не было у него никакой возможности выяснить, что и как. Но стоило ему только, отпустив подбородок ханыги, погрузиться в беспомощное молчание, как вдруг в мерзкой физиономии бича начались странные перемены. Черты ее менялись, перетекая будто расплавленный свинец, - и на какой-то миг доктору явилось знакомое лицо. Глаза перестали быть налиты кровью и окружены синяками - в них засверкала осмысленность.
- Это вроде страха, доктор, - произнес Беккер.
И добавил:
- А теперь прощайте.
Затем проблески понимания в глазах померкли, лицо снова изменилось - и врач увидел перед собой все ту же пустую физиономию подзаборного забулдыги.
Тедроу отправил жалкого старика обратно в палату номер шестнадцать. А немного позже попросил одного из санитаров сходить за бутылкой муската.
Страх так и трещал по телефонному проводу.
- Ну, говорите же! Говорите! Что там еще стряслось?
- Я... о Господи... не могу я, доктор Тедроу... вы... вы лучше сами приезжайте и посмотрите. Тут... да что же это, Господи?!
