С секунду они молча смотрели друг на друга. Затем отец снова принялся за туфли.
— Не надо.
— А мне все-таки кажется, что не мешало бы позавтракать.
— Лэсли! Надеюсь, ты не забыл про часы, — спросил отец. — Я отнесу их к ювелиру, и он вставит новое стекло.
— Но, отец, это лишь старые часы, — попытался спорить Лэс. — Они не стоят и пяти центов.
Какое-то время отец смотрел прямо в глаза Лэсу и затем неожиданно, как бы вспомнив что-то, принялся завязывать туфли.
— Ладно, отец. Я положу их на кухонный стол.
Лэс постоял минутку, глядя на седые волосы отца и его исхудалые дрожащие руки. Затем он вышел.
Часы все еще лежали на обеденном столе, и Лэс переложил их в кухню. Должно быть, старик всю ночь думал о них, иначе он бы ни за что не вспомнил о часах сейчас.
Лэс налил в кофейник холодной воды и нажал кнопку для автоматического приготовления двух порций яичницы с ветчиной. Потом он наполнил два стакана апельсиновым соком и сел за стол.
Спустя пятнадцать минут его отец спустился вниз. На нем был темно-синий костюм, ботинки тщательно вычищены, ногти аккуратно подрезаны, волосы тщательно приглажены. Он выглядел очень опрятным и… старым. Он взял кофейник.
— Садись, отец, — сказал Лэс. — Я налью тебе кофе.
— Я не такой беспомощный, как ты думаешь, — ответил отец. — Оставайся за столом.
Лэс попытался улыбнуться.
— Я приготовил для нас яичницу с ветчиной, — сказал он.
— Я не голоден, — ответил отец.
— Отец, ты должен хорошо позавтракать.
— Я никогда не завтракал плотно, — резко бросил отец, — это вредно для желудка.
Лэс закрыл глаза на секунду, и на его лице промелькнуло выражение полного отчаяния.
«Зачем я поднялся? — убито думал он. — Мы ведь все время спорим друг с другом. Но нет, нет, я буду бодрым, чего бы мне это не стоило».
— Хорошо спал ночью, отец? — спросил он.
— Конечно, спал всю ночь, — ответил отец. — Я всегда хорошо сплю. Неужели ты думаешь, что я не спал из-за…
Он неожиданно смолк и повернулся к Лэсу.
— Дай часы, — потребовал он.
Лэс тяжело вздохнул и подал отцу часы. Тот взял их и секунду внимательно изучал. Губы его шевелились.
— Дрянь работа, — сказал он. — Дрянь. — Он осторожно положил часы в боковой карман пиджака. — Я принесу тебе целое стекло, — пробормотал он. Небьющееся.
Лэс кивнул:
— Это будет превосходно, отец.
Кофе был готов, и Том разлил его в чашки. Лэс встал и выключил автоматический нагреватель. Сейчас ему хотелось яичницы с ветчиной.
Он сидел за столом напротив отца и чувствовал, как кофе живительной струей вливается в горло. Кофе был ужасным, но он знал, что ничто в мире не покажется ему вкусным в это утро.
— Когда тебе нужно быть там? — нарушил он молчание.
— В девять, — ответил Том.
— Ты по-прежнему не хочешь, чтобы я подбросил тебя туда?
— Что ты, не надо, — сказал отец таким тоном, будто успокаивал надоедливого ребенка. — Подземка вполне надежна, и я буду там вовремя.
Молчание снова нависло над ними в те долгие минуты, пока Том медленно и размеренно пил кофе.
Лэс нервно сжал губы и, чтобы скрыть их подрагивание, заслонил рот чашкой.
«Говорим, — думал он, — говорим о машинах и о подземках, о расписании экзаменов, в то время, как оба знаем, что сегодня Том может быть приговорен к смерти».
Он зря встал. Гораздо лучше было бы проснуться и обнаружить, что отец уже ушел. Он хотел, чтобы это произошло сразу. Он хотел проснуться утром и увидеть, что комната отца пуста, два костюма исчезли и исчезли черные туфли, носки, подвязки, подтяжки, бритвенные принадлежности — все эти безмолвные свидетельства ушедшей жизни.
Отец встал из-за стола.
— Я ухожу, — сказал он.
Глаза Лэса нашли стенные часы.
— Но сейчас только без четверти семь, — с трудом выдавил он. — Тебе ведь нужно…
— Я хочу быть там пораньше, — твердо сказал отец. — Никогда не любил опаздывать.
— Но, Бог мой, до города добираться от силы час, — сопротивлялся Лэс, ощущая неприятное покалывание в желудке. — Еще рано, отец.
— Все равно.
— Но ты же ничего не съел.
— Я никогда обильно не завтракал, — начал Том. — Это вредно для…
Лэс дальше не слушал — это были любимые слова отца о необходимости иметь твердые жизненные привычки, о том, что вредно и полезно для пищеварения… Он чувствовал, что леденящий душу ужас охватывает его с головы до ног, и ему хотелось вскочить, обнять старика и сказать ему, чтобы он не думал о тесте, потому что это не имело значения, потому что они любят его и будут о нем заботиться.
Но он молчал. Он не смог вымолвить слова, даже когда отец у кухонной двери повернулся и сказал:
— Увидимся вечером, Лэсли. — Голос был нарочито безразличен, и, чтобы достичь этого, ему, наверное, пришлось напрячь свои последние силы.
Дверь захлопнулась, и ветерок, достигший лица Лэса, казалось, проник до самого сердца.
Неожиданно всхлипнув, он вскочил и бросился вдогонку за отцом. Когда он открыл дверь из кухни, старик был еще близко.
— Отец!
Том остановился и удивленно обернулся. Лэс шел через столовую и слышал, как шаги печатались в его мозгу — один, два, три, четыре, пять… Он остановился перед отцом и выдавил на лице дрожащую улыбку.
— Желаю удачи, отец, — сказал он. — Я… увижу тебя вечером. — Он чуть было не произнес: я буду думать о тебе — но не смог.
Отец слегка наклонил голову и кивнул, как это делают при встрече малознакомые люди.
Лэс не мог пойти на работу. Он позвонил и сказался больным. Терри никак не среагировала на то, что он остался дома. Она вела себя так, будто для него было вполне естественным сидеть дома.
Целый день он провел в гараже, начиная и тут же бросая разные дела.
В пять он прошел на кухню и выпил пива, пока Терри готовила ужин. Он ничего не говорил. Он ходил по комнате взад-вперед, бросая изредка взгляд на затянутое облаками небо. С утра пахло дождем.
— Интересно, где он, — наконец нарушил он молчание, возвращаясь в кухню.
— Вернется, — сказала Терри, и на секунду ему показалось, что в ее голосе мелькнуло негодование.
Но он знал, что это ему только почудилось.
Приняв душ, он переоделся. Было без двадцати шесть. Дети вернулись с прогулки, и сейчас вся семья ужинала. Лэс заметил место, приготовленное для отца, и подумал, что Терри сделала это, чтобы угодить ему.
Но кусок не лез ему в горло. Он продолжал разрезать мясо на все более мелкие куски и намазывал масло на картофель. Но не ел.
— Отец, если дед не пройдет экзамен, у него будет месяц в запасе, не так ли?
