Солнце поднялось уже высоко и раскалило песок. Программа работ сегодня не предусматривала выхода наружу, хотя в комбинезоне и кислородной маске это можно было сделать.
Сейчас я должен был задать программу авторулевому. Но чаще испытатели сами вели машину. Все-таки какое-то действие, какая-то работа, а авторулевой только выдавал поправки, если машина чуть сбивалась с курса.
Еще в ангаре я почему-то почувствовал, что мой сегодняшний маршрут не совпадет с запрограммированным. Это правилами работ разрешалось. Испытатель волен был импровизировать. Но сегодня здесь было что-то другое.
Ведь Крестьянчиков в вечернюю смену вместо круга шел по прямой, возвращаясь тем же самым путем. Вольнов в ночную смену сделал сходящуюся спираль.
И вот ведь что странно... Вольнов сразу же вышел из своего сектора. Он месил гусеницами вездехода песок в исследованном уже квадрате. Стоп! А ведь точка схождения спирали совпала с тем местом, где у Крестьянчикова сначала участился, а на обратном пути замедлился пульс. Но ведь ни тот, ни другой не заметили ничего странного... Ну, участился пульс у Крестьянчикова... Да только что из этого следует? Пустяк... А вот зачем Вольнов покатил туда? Ведь он даже не знал, что в этой точке с Крестьянчиковым что-то произошло.
Так... Но ведь я-то уже кое-что знаю. Машина, конечно, все обработает и выдаст результаты. Но только это все будет лишь через восемь часов.
Запланированный сектор может и подождать. А вот эта странная точка...
Посоветоваться я здесь мог только со Строкиным, испытателем второго вездехода, который находился где-то километрах в двухстах от меня. Я включил передатчик.
- Курилов Строкину. Намерен исследовать вчерашний квадрат Крестьянчикова.
- Строкин Курилову. Что там?
- Не знаю. Но Вольнова из ночной смены почему-то понесло туда, хотя он ничего особенного и не заметил. Как у тебя?
- Я в квадрате по программе. Связь постоянная.
- Хорошо. Только тебе придется что-нибудь рассказывать. "Подопечная" дает для разговоров слишком мало информации.
- Я буду петь. Мурлыкать то есть. Знаешь, Алексей, когда я здесь, мне все время приходят в голову джазовые мелодии. И я исполняю, мысленно, конечно, все партии: трубы, банджо, саксофона, барабана. Усложняю обработку, создаю вариации. Даже самому нравится. А вот там, у себя в городе, в институте, такое и в голову не приходит.
- Это потому, что у тебя здесь сенсорный голод. Ощущений не хватает. Песок. Все один и тот же песок с самого начала и до самого конца... Так я, Валерий, в квадрате Крестьянчикова.
Строкин в ответ что-то замурлыкал.
Я развернул машину и на предельной скорости повел ее в точку, где у Крестьянчикова что-то произошло с пульсом. Я-то делал это вполне сознательно, а вот что повлекло туда Вольнова?
Вездеход шел легко, без натуги, как всегда. Да и местность была совершенно ровная. Песок. Один песок? Через определенные программой промежутки времени исследовательский комплекс вездехода автоматически производил самые разнообразные замеры. Но все это, как я был уверен, впустую, все для того, чтобы лишь что-то делать, чтобы выполнять программу, для очистки совести, словом.
Ведь седьмая модель пуста! Только вот такую простенькую планетку и смог сфантазировать электронный мозг нашего института. Фантазии, что ли, мало у машины? Или мощности не хватает? Конечно, когда-нибудь смогут моделировать сложные миры. Когда-нибудь смогут... А сейчас вот приходится месить гусеницами сыпучий песок. И так до тех пор, пока всем не станет ясно, что на "подопечной" делать нечего и ее просто-напросто прикроют, как уже было не раз. Потом смоделируют другую, тоже наверняка пустую. Вначале будет некоторый интерес, все будут ждать чего-то, надеяться.
И вот ведь на каком чувстве внезапно поймал я себя: мне стало жаль седьмую модель, у которой до сих пор не было даже названия. Жаль, что за ненадобностью она будет пылиться в виде программы на бобинах с магнитной лентой где-нибудь на складе неудачных научных проектов. Жаль... Ну хорошо! "Подопечная" никому скоро не будет нужна. Исследователям, то есть операторам, испытателям. Да разве нельзя ее приспособить для каких-нибудь других целей? Отдать ее ученым, физикам, химикам или биологам. Пусть строят здесь свои научные центры. А ведь действительно! Физикам-ядерщикам, например. Соорудят они здесь какой-нибудь сногсшибательный синхрофазотрон и будут потихонечку сидеть и радоваться. А разные промышленные производства с вредными отходами? Ведь и их можно вынести вот на такие смоделированные планетки. Да и мало ли что еще...
А что это за пространственно-временные парадоксы в третьей модели? Да ведь это, наверное, не ошибка в моделировании, а именно очень сложная модель с заранее запрограммированными парадоксами! И там, наверное, будут изучать не саму "подопечную", а строить какой-нибудь Институт Пространства и Времени.
Четвертый месяц я работаю испытателем, а только сейчас пришел к мысли о том, что возможности "подопечных" гораздо шире, чем мне это казалось ранее. Но кто-то наверняка знал это с самого начала.
Я чуть было не запел, но сдержался. Пусть уж лучше мурлычет Строкин.
А ведь работа мгновенно стала интересной. Ай да красавица! Красавица! Конечно, красавица! А то - "подопечная". С тоски можно умереть! "Красавица"!
4
Ничто не изменилось в песках. Да и что тут могло измениться? Яркий свет с неба да желтое море без конца и края.
И вот я уже был примерно в том месте, где сошлась спираль Вольнова, где то убыстрялся, то замедлялся пульс Крестьянчикова. Координаты я мог определить с точностью в сто метров, не меньше. Ничего интересного я тут не заметил. Но ощущение чего-то таинственного, значительного и тревожного во мне нарастало. Я уже не сомневался, что встречу здесь нечто. Ведь недаром Крестьянчиков пересек эту точку дважды, Вольнова влекло сюда по сходящейся спирали, а я мчал напрямик, хотя мне сейчас нужно находиться совсем в другом квадрате.
Песок и солнце. Но я был уверен. Пусть я пока ничего не увидел, не услышал, но это где-то здесь. Вездеход начал утюжить квадрат. За двадцать минут я изъездил его вдоль и поперек.
И ничего...
Тогда я изменил тактику. Раз оно влечет меня, так пусть же само и укажет дорогу. Я закрыл глаза, полагаясь только на чутье. Штурвал в моих руках крутился то влево, то вправо. Вездеход шел медленно, как бы на ощупь, впотьмах.
И вдруг, сам того не сознавая, я резко нажал на тормоза. Открыл глаза... Прямо передо мной, метрах в двадцати, возвышалась какая-то странная конструкция. А ведь еще минуту назад ее здесь не было. Сооружение было непонятным для меня, я не видел в нем ни смысла, ни цели. И в то же время это было явное творение разума, а не природы.