Набираю его номер.
— Вадим, ты знаешь, который час?
— По моим расчетам ты должен был только-только до дома добраться.
Не вешай мне байки, что уже спишь.
Лариса выхватывает у меня трубку: — Здравствуйте, Вадим. Он в постели, но не спит. — Отдает трубку мне.
— Лариса, это вы? Лариса, простите меня великодушно, — слышу смущенный голос Вадима.
— Говори, в чем дело.
— Крым, у психологов какие-то вопросы к тебе. Зайди к ним завтра с утра, хорошо?
— Хорошо, зайду. — Даю отбой и укоризненно смотрю на Ларису.
— У тебя здорово получалось в ритме мяу-мяу, — холодно сообщает она.
В дверь стучится Зинуленок.
— Пап, мам, если вы закончили, пора за стол.
— Большая у нас дочка. Совсем взрослой стала. Все понимает.
— Зачем ты ее в космос тянешь? Разве ей там место?
— Я не тяну. Она уже большая, сама выбирает. — Разговор старый как заезженная пластинка. Были такие, еще до компакт-дисков.
— Ладно, проехали, — неожиданно соглашается Лариса. Что-то новое в наших отношениях…
Из психологов меня курирует Тимур. Молодой парень, года на четыре моложе меня. Гуру из себя не строит, но отличный рассказчик. И великолепно готовит плов.
— Привет! Что за проблемы? — вызов не нравится, навевает тревогу, поэтому я решил вести себя как самурай: Атаковать.
— А-а, Крым, садись. Хочешь растворимый кофе? У меня черный и три в одном. Тебе какой? — сделал вид, что обрадовался, Тимур. А может, на самом деле обрадовался. После трех месяцев одиночки я как-то неадекватно оцениваю эмоции окружающих. Слишком контрастно, что ли? Подмечаю мельчайшие детали. Люди кажутся мне актерами, которые безжалостно переигрывают.
— Давай три в одном, — располагаюсь с комфортом в его вращающемся кресле. Пока пьем, в комнату просачиваются три парня и две девушки.
Делают вид, что заняты своими делами. Ну что ж, слушайте байки дальнего космоса.
— Почто вызвал-то?
— Это не я, это они, — Тимур показывает глазами на потолок. — Люди в белых халатах.
— Я их боюсь, — серьезно говорю я. — Они звери. Один раз в детстве зашел к зубному — знаешь, что они со мной сделали? Зуб выдрали! Было очень больно. Ну так в чем дело?
— У тебя аномальная реакция перед последним джампом. Вот смотри, — перегнувшись через меня, Тимур елозит поинтом по экрану компа, вызывает кучу графиков. — Это пульс, это частота дыхания, это потоотделение, это энцефалограмма. Ну и так далее. Сначала все шло как всегда. Чем ближе джамп, тем больше ты волновался. Но вдруг ты абсолютно успокоился. Такого никогда ни у кого не было. Объясни.
— Добавь времянку маневров корабля, чтоб я сориентировался.
Тимур колдует над компом, и на экране появляются еще два графика: с акселерометра и джамп-активаторов. Теперь все понятно. Вспоминаю, что вышел из рубки поесть и забыл о джампе. Такого на самом деле никогда не было… Но публика этого не узнает. Склероз не лучшая болезнь для звездного следопыта. С восхищением рассматриваю графики и толкаю Тимура локтем:
— Ты смотри, полный самоконтроль! Алмазные нервы, железная воля.
Ай да я!!! Хорошие у вас приборы.
— Как тебе это удалось?
— Вспомнил одну древнюю тибетскую методику. Показать?
— Покажи! — ловится Тимур на подначку. Зрители забыли про свои дела, ушки торчком, взгляды, естественно, на мне. Встаю, сплетаю пальцы плетенкой, вытягиваю руки вперед, закрываю глаза и мычу сквозь сомкнутые губы:
— Мммммм.
— И что?
— И все. Я спокоен, абсолютно спокоен. Видишь графики? — указываю на экран. — Мычать, вообще-то, не обязательно. Но так проще сосредоточиться.
Знаешь, перед второй мировой был такой летчик-испытатель Ахмет-Хан Султан.
Говорят, это он к нам методику занес.
Байка рождается легко и свободно. Тимур поражен, а я продолжаю комментировать, водя поинтом по графикам.
— Вот здесь я пообедал. Вымыл посуду и за полторы минуты до маневра вернулся в рубку. Здесь началось торможение на трех «g».
— А здесь ты волноваться начал…
— У меня температура в красное полезла, — перебиваю я. — А здесь корпус резонанс поймал. Мне сразу стало не до тибетских методик. Когда ныряешь в звезду, а корпус собирается развалиться, нормальные люди должны испытывать легкое волнение. Я даже что-то вслух сказал.
Глаза девушек сияют.
— Расскажите… — просит одна, но ее перебивает телефонный звонок.
Тимур снимает трубку, но через секунду протягивает мне.
— Тебя, начальство.
Беру трубку и получаю выговор за то, что оставил мобильник дома.
Вообще-то, у меня в кармане другой мобильник, но он для своих. Начальству о нем знать не нужно. Вежливо посылаю Вадима к черту, напоминаю, что у меня послеполетный отпуск. И тут слышу, что моя лошадка взорвалась при швартовке в заводском доке. Док поврежден, имеются жертвы. Начато следствие, и я должен дать показания.
Возвращаюсь домой за чемоданчиком. Лариса на кухне, готовит что-то сложное и вкусное на обед. Она всегда берет отпуск, когда я из полета.
Зинуленок в школе.
— Ларис, я улетаю. Меня вызывают наверх.
— Так быстро?
— Ненадолго, недели на две.
— Знаю я твои две недели. Поесть успеешь?
Смотрю на часы. До самолета три часа. Минус полтора на дорогу, минус полчаса на регистрацию…
— Успею.
Собираю вещи и слышу, как Лариса говорит в трубку:
— Зина, если хочешь успеть попрощаться с отцом, спеши домой.
— Зачем ребенка пугаешь? Я же сказал, всего на две недели лечу.
— Знаю я твои две недели. Короткие командировки — они самые опасные.
Опять кого-то спасать?
— Никого спасать не надо. Моя машина в заводском доке взорвалась.
Безлошадным я остался.
— Слава богу! Хоть ночью с криком просыпаться не буду. Да о чем я?
Тебе новую дадут. Другому бы не дали, а тебе — дадут! — заводит сама себя Лариса, расставляя тарелки и постепенно переходя на крик. Обнимаю ее сзади за плечи и получаю острым локтем в живот.
— Опять забыл на диктофон записать, как ты ругаешься, — шепчу ей в ухо. — Вот улечу далеко-далеко, за три звезды, соскучаюсь, включу запись — и сразу себя дома почувствую.
Опять получаю локтем в живот. Но уже без злобы.
— Когда ты так накачался? Весь локоть об тебя отшибла. Иди руки мой.
Не успеваем приступить к первому, как врывается Зинуленок. Еще из-за двери слышу:
— Пап, чего так быстро? Тебе даже трюмы не успели загрузить.
— Я недалеко и ненадолго! — кричу в ответ. — Ближе, чем до Луны.
— На завод, значит? — с ходу вычисляет Зинуленок. — А здесь ни одного корабля… С Плесецка летишь?