Уже на следующей неделе моя заочная избранница позвонила в половине десятого вечера - теща как раз была поглощена программой "Время", а Алена принимала душ - и, представившись Ольгой, назначила на субботу встречу в центре города у памятника Гарибальди (еще при Брежневе наш Углов стал городом-побратимом Палермо). Повесив трубку, я поведал своим домашним, что звонил товарищ по работе с предложением записаться в субботу в шахматный клуб. Итак, в теплый субботний вечер я встретился с Ольгой. Сразу должен сказать, что она превзошла все мои ожидания: высокая, стройная, с пышными каштановыми волосами и тонко очерченным контуром лица. Все еще не веря такой фантастической удаче - первый попавшийся вариант! - я с трудом взял себя в руки и предложил пойти в ресторан, но она совершенно справедливо заметила, что "там сейчас плохо кормят", и сказала, что мы идем гулять в Чугунок: так у нас называют для краткости Парк культуры и отдыха имени коммуниста-двадцатипятитысячника Чугунникова.
Она сказала, что мы идем гулять в Чугунок, и я тотчас понял, что так оно и будет. Впоследствии я окончательно убедился в том, что Ольга относится к тому типу женщин, которых бесполезно уговаривать: они либо сразу уступают, либо сразу отказывают напрочь. Мы бродили по напитанным свежей зеленью аллеям, и я читал ей свои лирические стихи, которые сочинил, когда мне было как ей 20 лет или около того. Серьезно выслушав мои стихи, Ольга сказала, что я, конечно же, никакой не поэт, потому что вслух читать не умею, а, скорее всего, я рядовой инженер, что у меня, судя по моему виду, сварливая жена и двое детей, но стихи ей понравились, хотя еще не известно, мои они или нет, и лишь поэтому она готова мне отдаться, но только один раз... Я был просто очарован ее почти детской прямотой и непосредственностью! Еще плохо зная ее характер, я боялся, что она передумает, и, не дожидаясь темноты, завел ее на глухую полянку и без обиняков предложил выполнить только что данное обещание. Ольга сильно смутилась, на какое-то мгновение даже растерялась, но характер быстро взял свое: она подчеркнуто неторопливо стянула колготки, аккуратно сложила их на пенек и попросила постелить на землю пиджак. Я был просто опьянен ее отчаянной решимостью, и все произошло, как во сне... Помню только ее тихий плач да шепот приведенных им в трепет листьев: "нир-вана, нир-вана, нир-вана..."
Когда мы вышли из парка, было уже темно. Я хотел проводить Ольгу до дома, но она наотрез отказалась, сказала, чтобы я ее забыл, впрыгнула в подошедший трамвай и уехала. Будь на ее месте любая другая, я бы, не раздумывая, бросился за ней в трамвай, но здесь меня что-то остановило... Так я и стоял в роли фонарного столба на остановке, провожая глазами бледно светящийся трамвайный вагон с удаляющейся в нем загадочной красавицей, которая не стала ближе и доступнее после нескольких минут физической близости.
Целую неделю Ольга не звонила, и я никак не мог решить для себя, плохо это или хорошо. С одной стороны, это было хорошо, потому что являло собой хороший конец хорошего приключения, но с другой стороны, это было плохо, потому что мне самому было плохо. Как бы то ни было, я ждал ольгиного звонка, заранее не зная даже, как на него отвечу. Да и что я мог ответить, когда Ольга позвонила в пять часов утра (наверное, не спала ночь) и без всякого предисловия заявила, что если я думаю, что она блядь и готова отдаться под кустом первому попавшемуся, то я "опасно заблуждаюсь". Спросонья я сразу ничего не понял и только хрипло пробормотал: "Да, конечно..." К счастью, она уже повесила трубку и не слышала моего дурацкого ответа. После такой многообещающей прелюдии я с волнением ожидал следующего звонка, чтобы серьезно объясниться, и вот этот звонок грянул... Не прозвенел, не прогремел, а именно грянул!
Через день, придя домой с работы, я нашел свою жену в невменяемом состоянии: бесформенной массой, как выброшенная на берег медуза, она лежала на диване и беззвучно рыдала. С большим трудом мне удалось ее немного успокоить, насильно залив в рот валерьянки, и тогда она рассказала, что незадолго до моего прихода позвонила какая-то девица и попросила Сергея, то есть меня, а когда Алена ответила, что Сергея дома нет, и поинтересовалась "на всякий случай", кто его спрашивает, эта девица нагло заявила "его любовница".
Это было уже слишком! С трудом сдерживая нервный смех, я изложил бедной Алене экспромтом придуманную историю о том, как я ее приревновал к преподавателю физкультуры (совсем забыл сказать, что Алена работает учительницей французского языка в школе, поэтому она и переделывает все имена на французский манер), который звонил нам как-то раз, правда, довольно давно, и на почве этой своей ревности я попросил одну девчонку из соседнего отдела позвонить моей жене и представиться любовницей. История эта, конечно, была наивной, но Алена в нее, как ни странно, поверила и сказала, улыбаясь сквозь слезы, что "прощает мавру его жестокость". Бедная добрая Алена!
В тот же вечер я позвонил домой начальнику и предупредил его, что немного задержусь с появлением на работе по семейным обстоятельствам. Наутро я приехал в "Гименей" и с порога заявил, что если они мне через одну минуту не выдадут телефонный номер абонента 1237, то я разнесу в щепки их жалкую лавочку. Несчастные кооператоры, очевидно, решили, что имеют дело со взбесившимся рэкетиром, и тут же, без лишних вопросов, выдали мне не только телефонный номер, но и домашний адрес этого самого абонента. Выйдя от кооператоров, я тут же обложил "абонента 1237" такими изысканными ругательствами, что проходившая мимо телефонной будки солидная дама обещала вызвать милицию, чтобы меня оштрафовали "за оскорбление ушей прохожих". Итак, обматерив Ольгу, что называется, с двойным запасом прочности, я облегченно вздохнул, надеясь снова зажить спокойной жизнью, но не тут-то было... На той же неделе, в пятницу, она мне снова позвонила: назначила на субботу встречу и, не дожидаясь ответа, повесила трубку. И все же мой урок не прошел даром: теперь она уже избегала общения с моими домочадцами и просила своего отца позвонить и позвать меня к телефону. Кстати, нужно отметить, что родители в Ольге души не чаяли - она была их единственным и, к тому же, поздним ребенком - и исполняли все ее прихоти, при этом трепеща перед ней: она им постоянно заявляла, что "в случае чего уйдет в банду". Вот так, раньше девицы грозились уйти в монастырь, а теперь - в банду.
Три месяца продолжались наши встречи в Чугунке на облюбованной полянке. Сначала мы встречались по субботам, а потом и чаще, в зависимости от погоды. Мы были готовы продолжать нашу лесную эпопею до самых заморозков, но в один из прохладных августовских вечеров нас в самый ответственный момент облаяла лохматая бродячая псина, и после этого интерес к природе у нас моментально пропал. По этой причине "занятия шахматного клуба были перенесены на ольгину квартиру. Обычно я покупал ее родителям билеты в кино, если повезет - на двухсерийный фильм или удлиненную кинопрограмму, - и в нашем распоряжении было целых два часа или даже больше. Самих ее родителей я видел лишь мельком и со спины: они не только делали вид, что меня не существует, но и, казалось, пытались убедить себя в этом... и всем нам было от этого только спокойнее. Нет, все же они замечательные старики! ---За это время я узнал, что Ольга работает в райисполкоме секретаршей - как она выражалась, "девочкой на побегушках". Конечно же, она ждала от жизни большего, "чего-нибудь такого этакого". У нее, естественно, была армада поклонников и даже отвергнутых воздыхателей, но все они были "мелкими... не в смысле размеров, разумеется". В общем, ей нужен был если и не сказочный принц, то, как точно подметил "Гименей", яркая личность, желательно, к тому же, творческая натура. (Это в нашем-то Углове!). Именно за этим она и обратилась в службу знакомств. В ответ на свое объявление Ольга получила семнадцать писем, и я у нее был вторым... "Точнее, первым, потому что самый первый похотливый старикашка - не в счет", - сказала она с подчеркнутым ударением в слове "старикашка" на второй букве "а": она любила подражать южному говору, и это у нее очень мило получалось. Таким образом, оставалось еще 15 неразработанных вариантов, и Ольга сразу прямо сказала, что не собирается на мне останавливаться. "Ты меня интересуешь только как "шахматист", Серый", - призналась она мне. Вот так. Серый шахматист... ничего интересного! = Сказала бы уж проще - как барь, - брякнул я с досады. - Пусть будет так, если тебе больше нравится, милый, - засмеялась она.
