Беглец шагал быстро, стремясь достичь берегов озера еще до рассвета. Расстояние в двадцать пять верст — тяжелый переход для усталого человека, самый большой из переходов, преодоленных им на пути, — ведь в общей сложности за ночь это составит уже пятьдесят верст. Десять часов отдыха на следующий день будут честно заработаны.
В общем, досадно, что погода изменилась и пошел дождь. Сухой мороз облегчил и ускорил бы переход. Правда, гладкая ледяная поверхность реки Эмбах все же представляла более прочную опору, чем покрытая оттаявшей грязью прибрежная дорога. Но глухой шум и частые извилистые трещины указывали на то, что река скоро вскроется и наступит ледоход. Отсюда новая трудность для беглеца, если он вынужден будет перейти реку. Разве что перебраться вплавь. Все эти причины вызывали необходимость делать двойные переходы.
Путнику все это было хорошо известно. Поэтому-то он и делал нечеловеческие усилия. Плотно запахнутый тулуп оберегал его от пронизывающего ветра. Сапоги, недавно починенные, подбитые крупными гвоздями, были в хорошем состоянии; он шел уверенным шагом по скользкому льду. Да в этой кромешной тьме и невозможно было искать дорогу, тем более что река Эмбах вела его прямо к цели.
К трем часам утра путник прошел около двадцати верст. За два часа, остающихся до зари, он дойдет до места привала. Незачем и на этот раз заходить в какую-нибудь деревню или искать пристанища в корчме. Припасов на день хватит. А кров подойдет любой, лишь бы отдохнуть в безопасности до вечера. В лесах, окаймлявших северную часть озера Выртсьярв, легко найти пустующую зимой хижину дровосека. Немного древесного угля, который там найдется, да сухого хвороста хватит, чтобы развести хороший огонь, согревающий и душу и тело; и нечего опасаться, что в этих безлюдных лесных чащах дым очага выдаст присутствие человека.
Да, зима стояла суровая; но зато, несмотря на жестокие морозы, как помогла она беглецу с самого начала побега в его странствиях по землям Российской империи. Да и вообще, разве зима, как говорит славянская поговорка, не друг русскому человеку? Разве не уверен он в ее суровой дружбе?
В эту минуту с левого берега Эмбаха донесся вой. Не могло быть сомнения — это был вой зверя, находящегося в каких-нибудь ста шагах. Но приближался ли он, или удалялся? В темноте это было трудно определить.
Человек на мгновение остановился, прислушиваясь. Надо быть настороже, не дать застигнуть себя врасплох.
Вой повторился еще несколько раз, все усиливаясь. Ему отвечали другие завывания. Никаких сомнений: стая зверей бежала по берегу Эмбаха и, вероятно, учуяла присутствие человека.
Но вот зловещий вой послышался с огромной силой, и беглец решил, что хищники сейчас на него набросятся.
«Волки! — подумал он. — Стая уже близко!»
Опасность была велика. Изголодавшиеся за долгую суровую зиму звери эти действительно опасны. Одинокого волка бояться нечего, если только путник силен и хладнокровен — была бы палка в руках. Но от полдюжины этих зверей даже с револьвером трудно отбиться, разве что стрелять без промаха.
В этих местах негде было укрыться от нападения. Берега Эмбаха низкие и совершенно голые — ни одного дерева, на ветви которого можно было бы взобраться, а стая, — мчалась ли она по льду или через степь, — вероятно, находилась теперь не более чем в пятидесяти шагах.
Выход был один — бежать со всех ног, впрочем, без большой надежды опередить хищников. Пусть даже пришлось бы потом остановиться, чтобы отразить нападение. Человек пустился бежать, но вскоре услышал, что звери преследуют его по пятам. Завывания раздавались теперь ближе, чем в двадцати шагах. Путник остановился, и ему показалось, что во тьме заблестели светящиеся точки, точно горящие уголья.
То были волчьи глаза — глаза разъяренных волков, отощавших, лютых от долгой голодовки, алчущих добычи. Они уже почти ощущали ее на зубах.
Беглец обернулся, держа револьвер в одной руке, палку — в другой. Лучше не стрелять, а постараться обойтись с помощью палки, чтобы не привлечь внимания полицейских, если те рыщут где-нибудь поблизости.
Человек выпростал руки из складок тулупа и твердо уперся ногами в землю. Яростно размахивая палкой, он отогнал волков, которые уже наседали на него. Один зверь попробовал вцепиться ему в горло, но он тут же уложил его ударом палки.
Однако волков было полдюжины — слишком много, чтобы их напугать, слишком, много, чтобы уничтожить одного за другим, не прибегая к револьверу. К тому же при втором ударе, нанесенном со страшной силой по голове другому волку, палка сломалась в руке.
Человек снова бросился бежать, и так как волки преследовали его по пятам, он остановился и выстрелил четыре раза. Два смертельно раненных зверя упали на лед, обагряя его своей кровью; но последние пули не попали в цель — два других волка отскочили на двадцать шагов.
Беглец не успел зарядить револьвер. Стая уже снова подступала, готовая наброситься на него. Он пробежал еще двести шагов, но звери уже нагоняли его и вгрызались зубами в полы тулупа, разрывая его в клочья. Человек чувствовал их горячее дыхание. Один неверный шаг — и ему конец. Не встать ему больше: свирепые животные растерзают его.
Неужели пробил его последний час?.. Неужели он преодолел столько испытаний, столько трудностей, столько опасностей, чтобы ступить на родную землю — и не оставить там даже своих костей!..
Наконец с первыми проблесками зари впереди показалось озеро Выртсьярв. Дождь перестал лить, но вся окрестность была подернута туманом. Волки набросились на свою жертву, несчастный отбивался от них рукояткой револьвера. Звери отвечали укусами и ударами когтей.
Вдруг человек наткнулся на какую-то лестницу… К чему прислонена эта лестница?.. Не все ли равно! Лишь бы удалось взобраться вверх по ступенькам — звери не смогут достать его там. Хотя бы временно он будет в безопасности.
Лестница эта спускалась немного наклонно и, удивительное дело, не опиралась на землю, словно была подвешена. В тумане нельзя было разглядеть, где находилась ее верхняя точка опоры.
Беглец ухватился за перекладины и поднялся на нижние ступеньки в ту самую минуту, когда волки с новой яростью бросились на него. Волчьи клыки впились в его сапоги, разрывая кожу.
Между тем лестница трещала под тяжестью человека. Она качалась при каждом его шаге. Неужели она упадет?.. На этот раз звери растерзают его, пожрут его живьем…
Лестница выдержала, и с ловкостью марсового, взбирающегося на ванты, он поднялся на верхние ступеньки.
Здесь выдавался конец какой-то балки — подобие большой ступицы колеса, на которую можно было сесть верхом.
