— Меня зовут Анетта Голдинг, — представилась девушка. — А это — Габриель Бейнс — паран. Я — поли. А вы депр, верно? Я могу так сказать, судя по тому, как вы уставились на пол. — Она рассмеялась, но с явным сочувствием к несчастному.
Депр ничего не ответил, он даже не назвал своего имени. Для депра, Бейнсу это было хорошо известно, даже говорить стоило немалого труда — для этого нужно было сначала собраться с силами. Этот депр, по всей вероятности, пришел так рано только из опасения опоздать — типичная сверхосторожность. Бейнс недолюбливал депров. От них не было никакой пользы — ни для них самих, ни для других кланов. Почему все они давно потихоньку не вымерли? И, в отличие от гебов, не сумели проявить себя даже в качестве простых рабочих; они просто ложатся на землю и с отсутствующим взглядом смотрят в небо, потеряв всякую надежду.
Наклонившись к Бейнсу, Анетта произнесла тихо:
— Приободрите его как-нибудь.
— Чего это ради? Он сам виноват, что стал таким. Он мог бы измениться, если б захотел. Он мог бы даже убедить себя в том, что все у него хорошо, стоит только попытаться. Ему ничуть не хуже, чем остальным, пожалуй, даже чуть получше — ведь работает-то он, как и все, прямо скажем, спустя рукава… Хотел бы я, чтобы мне сошло с рук подобное безделье.
Через открытую дверь в зал заседаний вошла высокая женщина средних лет в длинном сером пальто. Это была Ингрид Хибблер, представительница оденов. Считая про себя, она обошла несколько раз весь стол, по очереди слегка постукивая по спинке каждого стула. Бейнс и Анетта молча ждали, когда она займет свое место. Геб, подметавший пол, взглянул на нее и хихикнул. Депр не отрывал невидящего взгляда от пола. Наконец мисс Хибблер отыскала стул, понятная только ей одной нумерация которого ее устроила. Она отодвинула его, опустилась на сиденье и застыла в напряженной позе, затем крепко прижала ладони друг к другу и стала быстро-быстро перебирать пальцами, как будто вязала какую-то невидимую защитную оболочку.
— На стоянке я столкнулась со Строу, — вдруг сказала она и снова стала отсчитывать что-то в уме. — Нашим манием. Трудно представить себе более мерзкую личность — он едва не переехал меня своей колымагой. Мне пришлось… — Тут она вдруг замолчала. — Ничего, ничего. Просто очень тяжело избавиться от его ауры, стоит только прикоснуться к ней. — Она задрожала всем телом.
— На этот раз, — сказала Анетта, — если от шизов будет Манфрети, он снова, скорее всего, войдет сюда не в дверь, а через окно. — Она весело рассмеялась. К ней присоединился продолжавший подметать геб. — И, разумеется, мы все еще дожидаемся геба, — заключила Анетта.
— Я — д-д-делегат из Гандитауна, — произнес геб, Джекоб Саймион, продолжая размахивать шваброй. — Я п-просто подумал, что неплохо было бы этим заняться, пока б-буду ж-ждать остальных. — Он одарил присутствовавших в комнате делегатов простодушной улыбкой.
Бейнс тяжело вздохнул. Представитель гебов — простой уборщик. Однако, ведь это само собой разумеется. Все они такие же, если не в действительности, то потенциально. В таком случае недоставало только шиза и мания, Говарда Строу. Он объявится здесь, как только ему надоест ошиваться на стоянке, пугая прибывающих делегатов. Бейнс задумался. Пусть он даже не пытается меня запугивать. Лазерный пистолет на поясе у Бейнса не игрушечный. И еще всегда есть преданный ему сим, который ждет-не-дождется снаружи, только кликни.
— О чем пойдет речь на этой встрече? — спросила мисс Хибблер, и начала, закрыв глаза, быстро отсчитывать, продолжая одновременно перебирать пальцами. — Раз, два. Раз, два.
— Прошел слух, — пояснила Анетта, — о том, что видели неизвестный корабль, не купца с Альфы-II. Мы почти уверены в этом. — Она все еще продолжала поглощать сладости. От внимания Бейнса не ускользнуло, — он ехидно улыбнулся, — что она уже успела расправиться почти со всем кульком. У Анетты, ему было это прекрасно известно, было психическое расстройство, сверхценная идея в области синдрома обжорства. И в тех случаях, когда ее охватывало напряжение или беспокойство, этот синдром резко усиливался.
— Корабль, — вдруг сказал депр, пробудившись к жизни. — Может быть, нас в конце концов вызволят из беды?
— Какой беды? — удивилась мисс Хибблер.
— Сами знаете, — чуть оживившись, произнес депр. Но на большее он уже не был способен и вновь замолчал, погрузившись в коматозное угрюмое состояние. Для депра окружающее всегда казалось полным кошмаром. К тому же все депры, разумеется, еще и боялись каких-бы то ни было перемен. При мысли об этом презрение Бейнса к ним усилилось. Но — корабль! Его презрение быстро сменилось нараставшей тревогой. Неужели это правда?
Строй, маний, уж он-то точно знает, что к чему. В Да Винчи-Хейтс у маниев немало всякой замысловатой аппаратуры для наблюдения за движением транспорта в околоспутниковом пространстве. По всей вероятности, слух пошел из поселка Да Винчи, если только какому-то мистику-шизу не явился корабль в его бредовых видениях.
— Это, скорее всего, какая-то уловка, — громко заявил Бейнс.
Все в комнате, в том числе и сумрачный депр, уставились на него, даже геб на какое-то мгновенье перестал подметать.
— Это мании, — пояснил Бейнс, — они способны на все. Таким образом они хотят получить преимущество перед всеми остальными, отомстить нам.
— А за что собственно? — удивленно спросила мисс Хибблер.
— Вы же знаете, как мании ненавидят всех нас, — сказал Бейнс. — А все потому, что они жестокие варвары, безжалостные хулиганы, немытые штурмовики, которые хватаются за пистолет, едва заслышав слово «культура». Это у них в крови, наследие древних готов. — И все же, в душе он понимал, что суть на самом деле совсем не в этом. Честно говоря, неясно было, почему мании так жаждут навредить каждому ближнему? Оставалось только полагаться на то, что верна его гипотеза, согласно которой они просто получают наслаждение, доставляя боль другим. Нет, тут же поправил он самого себя, это гораздо глубже.
Злоба и зависть — вот истинные причины. Они ненавидят нас за культурное превосходство. Как бы ни отличался своими некоторыми техническими достижениями поселок Да Винчи от всех остальных, все равно не было в нем не то что утонченности, но и элементарного порядка, не было эстетического совершенства. Он так и остался мешаниной незавершенных так называемых «творческих исканий» — проектов, начатых, но не доведенных до конца.
— Строу, — медленно произнесла Анетта, — несколько неотесан, допускаю, что типично для таких неугомонных людей. Но зачем бы он стал сообщать о появлении чужого корабля, если бы они его не видели? Вы не привели никаких убедительных доводов.
