«Снова».
На этот раз образ стал резко иным: костистый панцирь, шесть членистых лап – потри с каждой стороны, – глаза впереди и сзади, на гибких стебельках. Существо зашагало вперед, познавая свои силы и возможности. Бормотание теперь учитывало это состояние постоянных изменений и принимало его как естественное, поскольку не знало иного.
Она почти полностью вернулась в свою оболочку, уделяя шагающему, измеряющему существу лишь малую долю своего внимания. Оно было в полном порядке: изучало, создавало теории, проводило проверки и изменяло исходные посылки, чтобы включать новые данные. Она была горда им, этим ребенком, порожденным ее мыслью и желанием.
Она видела, как существо обнаружило крышку на кювете, исследовало ее передними и задними глазами, встало на пару задних лап и с помощью передних получило тактильные ощущения. Оно надавило, надавило сильнее – и убедилось, что крышка не поддается.
Бормотание теперь стало понятным, мыслительный процесс – обоснованным и ясным. Существо оценило крышку в свете своего предшествовавшего обследования нижней части кюветы, составило гипотезу, по которой материал был одним и тем же. Встав на все лапы, оно топнуло ими по дну, убеждаясь, что материал невозможно разрушить с помощью такой силы, какую оно способно приложить. Вопрос о том, желательно ли разрушить крышку, возник – и был отложен до получения новых данных.
Глаза существа вытянулись на стебельках, и на этот раз она узнала в обратной связи свое лицо: ее глаза были круглыми и такими же прозрачными, как сама кювета.
«Итак, мы дали, – вторглась в ее наблюдения мысль преподавательницы. – А теперь мы будем отнимать».
Вспыхнула картинка: то же существо в ее кювете, минус задняя пара ног.
Это была тонкая работа, которая потребовала немалой сосредоточенности. Она сосредоточила все свои чувства в одну точку и выполнила то, что требовалось.
Существо в кювете зашаталось и заковыляло: неравномерно распределенный вес панциря тащил его то в одну сторону, то в другую. И едва оно добилось равновесия, как преподавательница передала следующий шаблон.
Закусив губу, она удалила переднюю пару ног.
Ее существо взвыло, зашаталось и упало. Глазные стебельки метнулись, а потом сфокусировались. Сфокусировались на крышке. За крышкой.
На ней.
«Снова».
На этот раз один передний глаз и один задний. А затем… приказ едва удалось разобрать за ужасом, болью и страхом существа… еще одна нога, а потом ухо.
Кусок за куском существо возвращалось в прежнее состояние, пока снова не превратилось в бесформенную кляксу протожизни. Разумной протожизни, чьи недавно столь многообещающие умственные способности были раздавлены грузом множества потерь. Самосознание существа постоянно вопило, боль разъедала его способность рассуждать, создавать теорию, реагировать.
Даже полностью вернувшись в свое тело, она продолжала его слышать, его чувствовать. Не было ни слова от преподавательницы, ни единого вопроса от ее когорты. Страдание существа в кювете выдало резкий пик, последние крупинки его разума вытекли в хаос… И она решила, что это – определенно конец урока.
Она расширила свое сознание, утишила бурю, притушила разорванное «я», расплела нервную систему и снова вернулась в тишину собственного разума.
Оранжевое и желтое пламя вспыхнуло во всех ее чувствах.
«Изволь встать! – больно хлестнула мысль преподавательницы. – Объясни, что ты только что сделала и какие у тебя были на это причины!»
Приказ гулом разнесся в ее сознании – и едва он успел оформиться, как ее рванули вперед и отпустили. Она пошатнулась, сумела удержаться на ногах и поклонилась преподавательнице. Они стояли на помосте: доминанта демонстрировала свой гнев, подчиненный возвышался над ней, в дальнем углу комнаты – и при этом находился где-то еще дальше.
«Я»…
«Говори воздухом!» – рявкнула доминанта – и ее мысль стала ожогом.
Она охладила обожженное место, еще раз поклонилась и выпрямилась, оставив руки прижатыми к бокам.
– Я вернула протожизнь в состояние сна, – ответила она бесформенным, тусклым голосом.
Они редко так общались между собой. Низшие формы говорили воздухом, и потребовав от нее этого, преподавательница продемонстрировала, что она – ученица, притом не имеющая пары – ниже и слабее, чем полная ячейка драмлиз.
Как будто это и так не было ясно.
«По какому приказу ты предприняла это действие?»
Мысль преподавательницы буквально трещала, рассыпая оранжевые и желтые искры.
Она поклонилась:
– По моей собственной инициативе, – сказала она ровным голосом.
«И по твоему ВЫСОКОУЧЕНОМУ мнению остальная часть урока была для тебя бесполезной?»
«Остальная часть урока?»
Мысль оформилась раньше, чем она успела этому помешать. Она наклонилась вперед в поклоне – и почувствовала себя зажатой в тисках энергии, не имея возможности ни выпрямиться, ни продолжить поклон. Она не могла пошевелить ни ногами, ни руками – и едва могла дышать.
«А, так ты не знала, что должно было последовать еще что-то?» – промурлыкала доминанта.
Теперь ее мысли подернулись бликами лилового удовольствия.
– Не знала, – прошептала она по воздуху, вынужденно глядя на плитки пола.
«Тогда ты окажешься на месте своего конструкта и закончишь урок, – объявила доминанта. – Анджо».
Ее внезапно освободили. Она судорожно набрала полную грудь воздуха и упала. Плитка оцарапала ей щеку, ослабевшие руки и ноги неприятно зудели от возобновившегося притока крови.
Она уперлась ладонями в плитку, выпрямилась – и рухнула лицом вниз, потому что ее левая рука растворилась во вспышке боли, настолько всеобъемлющей, что она едва ее почувствовала.
Тяжело дыша, она поднялась на колени, встала на ноги – и снова упала, стукнувшись головой о пол. Место, где прежде была ее правая нога, стало источником невероятной муки.
Она мрачно приподнялась на оставшемся колене и руке. Боль боролась с ужасом – она поняла, что намерена сделать преподавательница.
Один глаз исчез, и пустая глазница огнем обожгла ей череп. Тут она закричала, пронзительно и отчаянно… Крик резко оборвался, когда у нее отняли уши.
«Смотрите внимательно. – Преподаватель обращалась к остальным членам ее когорты, и узор ее мысли лиловой лентой переплетал ее боль. – Меньшими созданиями можно управлять с помощью системы наказаний и вознаграждений».
Кислота разъедала ей правую руку.
«Разумные награды и неумолимые наказания…»
Ее левая нога испарилась в полосе огня.
«… обеспечат безукоризненную службу…»
Биологическая лаборатория исчезла вместе с вырванным вторым глазом.
